Воспоминания Татьяны

 Мой дедушка (со стороны папы) - Василий был направлен на службу в Радом (губернский город)(Польша). Там его назначили колежским асессором. Бабушка (Ксения Рыбаченко) не работала. У них родилось 6 девочек, а наконец 7-мой мальчик это мой папа (родился 16 марта 1884г) Евтропий Васильевич. Будучи малым ребенком часто болел и мать его лечила в Цехоцинке (теперь и тогда это был курорт). Папа дружил с польскими детьми, язык польский усовершенствовал в Радомской мужской гимназии. Поступил в Варшавский университет на математическо-естествоведческий факультет. В 1905 г. Были забастовки и университет закрыли – папе зачислили 3 года. Не имея никаких средств папа стал работать на железной дороге. Приготовлял расписания поездов. Хочу добавить что мой папа очень хорошо рисовал и целую жизнь посвящал этому делу все свободные минуты. На работе папе платили хорошо и накопивши денег он решил двинуть в Сибирь. Туда тянуло: его дед сибиряк и там же очутились замужние сестры (Томск, Омск и т.д.) Постепенно их навещая доехал до Владивостока. Решил что необходимо дальше учиться и поступил в Восточный Институт Иностранных языков. Изучал китайский и английский. Когда был на 3 или 4 году института началась I мировая война, пахло тоже революцией в России.
Папу мобилизовали и отправили в судебное военное управление, где он занимался канцелярией. Постепенно войска отступали на запад. Революция стояла в разгаре. Во время этой неразберихи папа был демобилизован. Стал учителем 1918 в Изаславле (в гимназии). Там именно учил мою маму и из этой науки «пустились ростки любви». Отец мамы косо на это смотрел – мама была моложе папы на 17 лет. Шли слухи, что скоро установится граница с Польшей. Несмотря на протесты отца мама решила уехать с папой в Польшу (1920г.) Задержались в городе Остроге. Папа сразу получил место учителя в гимназии. Вначале даже преподавал польский язык, после математику и физику. В то время мама кончала последний восьмой класс. Начали думать о свадьбе. Мама приняла православие. Переменила имя с Роза на Ксения и фамилию с Трахтенберг на Горлецкая.
Мамы отец (не помню его имени) имел свою типографию и по словам мамы всегда был очень занят, дом всецело оставался на голове жены. От первой жены было трое детей: мальчики Миша и Аврам и моя мама (1901 год). В три месяца после последних родов мама моей мамы умерла от туберкулеза. Мама моя неохотно вспоминала свое детство.
Отец скоро женился. Вторая жена часто рожала, была заинтересована только своими детьми , на маму не обращала внимания. По мнению отец ее не любил. Для мамы самые счастливые дни были только тогда, когда бывала и бабушка и дедушка (родители покойницы).
В Остроге постепенно жизнь наладилась. Папа оказался учителем пользующимся признанием, хорошо зарабатывал. Я родилась 25 января 1923 года (в день Татьянин). Мама не работала. Охотно занималась благотворительной деятельностью в Русском Благотворительном обществе.
Так как папа не имел полного высшего образования ему предложили выйти на пенсию. Он охотно согласился, на тот час пенсия была высокая. Кроме того он репетировал по своей специальности (после обеда) а утром преподавал в Ремесленной школе. Мы все время жили в остроге. Там же я окончила начальную школу и поступила в гимназию. В это время у нас проживала моя подруга, одноклассница – Мария Гузовская. Ее родители учителя в сельской школе (8 км от Острога). В их доме воспитывался тоже ее сводный брат – Эдвард Барщ с которым я дружила. Он был старше нас на 2 года.
Свидетельство зрелости я получила в 1941г. окончивши 10летку. Мою подругу постигло горе. В 1939г. отца арестовали (он был офицер-резервист) и след о нем пропал, а целую семью в апреле 1940г. вывезли в Сибирь. Так как сводный брат моей подруги имел другую фамилию, ему удалось остаться в остроге и мои родители приняли его в наш дом. Он после окончания десятилетки (1940) уехал во Львов и поступил на химический факультет Университета. В будущем Эдвард оказался нам преданым, незаменимым, добрым человеком. Папа стал снова учительствовать в острожской 10летке. Жизнь в ССР стала тяжелее. Правительство действовало, можно сказать, для нас непонятно. В порядке вещей мы раньше жили в другой стране. Но и так это был остаток наших спокойных дней. Нашу местность немцы занимали несколько раз. То отступали, то возвращались. От бомбы сгорел дом в котором мы жили. Нам удалось спасти только то, что можно было скоро вынести (одежду, постельное белье и т.д.). Так началась (1941г.) немецкая окупация, которая внесла в нашу жизнь непрестанные тяжелые переживания. Эдвард пришел пешком со Львова. Помог нам найти квартиру, собрать необходимую мебель и так мы стали жить вместе с моей крестной мамой и нашей чудесной домработницей (18 лет у нас работала). Со временем мы заметили, что некоторые знакомые постепенно избегали встречи с нами. Все же остались приятели и помогли найти папе и Эдварду работу. Расписка с работы была важным документом: молодых не вывозили на работу в Германию, получали небольшие деньги и очень скромный паек. Работали в Загод-Зерне, Эдвард сделал дыру в кармане, внизу брюки связал и сыпал немного пшеницы. Дома мы делали кашу. Магазинов не было, существовала торговля с рук. Хлеб мы получали, так как в пекарне работал мой товарищ. Сначала я работала в аптеке больничной (практикант), а после отправили меня в Ровно на курс фармацевтов. В нашем городе аптеки в большинстве вели евреи, их немцы постепенно убивали. Вообще атмосфера в городе становилась угнетающая. Частые, внезапные ревизии в доме, то по улице гнали пленных русских, били их и прямо стреляли, от времени до времени были погромы евреев, собирали большую группу людей и вели их за город и там убивали.
Укаинцы донесли немцам, что моя мама по происхождению еврейка. Нас заранее предупредили, что вот вот мы с мамой получим повестку и заберут нас в Гетто. Удалось соорудить подводу, которая увезла родителей на север губернии к знакомым папы. В тот же день Эдвард явился в Ровно и поведомил меня, чтомы обязательно немедленно удирать. Мы по указанию моего папы двинули на Запад в сторону Генеральной губернии. В Перемышле проживал ученик папы , которому в свое время помогал (материально) окончить Политехнику. Добраться в Перемышль значит необходимо перебраться через границу в городе Броды между Остлянд и Генер. Губернией. С Ровно в Броды мы шли пешком. По дороге несколько раз наткнулись на украинскую милицию, они нас задерживали. Наши документы были в порядке а мы объясняли что идем в Броды к знакомому священнику взять церковный брак. Эдвард как бы предвидел все трудности и ему еще перед нашим путешествием удалось получить в ЗАГСе острожском печать подтверждающая якобы наш брак. Таким образом мы под вечер появились в приходе настоятеля (это был знакомый) и просили разрешения остаться на ночь. Эдвард меня оставил, а сам пошел на станцию с бутылкой самогона узнать как благополучно перейти границу. Он узнал у железнодоржника, что нужно ночью выйти на станцию спрятаться под вагонами поезда (указал где поезд стоит). Когда 2 раза пройдет контроль немец. Жандармерии с фонарями необходимо скоро сесть в вагон. К счастью под наш вагон не заглянули. Мы на попад сели в ближайший вагон. Попали между военных SS которые возвращались с фронта. Я прижалась к Эдварду, вся тряслась, спасла нас темнота в вагоне. На воспоминании этих переживаний у меня до сих пор появляется дрожь и сильное беспокойство. Счастье нам благоприятствовало. Уже заграницей на первой станции мы высели и пересели в поезд, который довез нас до Львова. Во Львове нужно было удирать с вокзала так как немец. cолдаты SS ловили людей, всаживали на машины и якобы увозили на работу в Германию. Мы знали город и посидели в парке под кустами (парк был только для немцев) до отъезда поезда в Перемышль. Очутившись в Перемышле мы скоро нашли знакомого моего папы. Не подлежит сомнению что впервые в этот день я постепенно успокоилась. Мы втроем проговорили целую ночь. Наш знакомый сразу выяснил, что я у него могу остаться только несколько дней. Тогда Эдик решил поехать в Ярослав где жили его родственники и там надеялся меня устроить. Он вернулся с большим огорчением и сказал, что я и туда не могу уехать так как родственник работает в милиции. Тогда знакомый папы взял на себя обязанность устроить меня в сохранном месте. На недели две я попала в дом (Перемышль) вет. Врача и дочки греко-катал. священника. После меня завезли в село Бабице именно в дом этого священника (отца дамы у которой я жила эти 2 недели). Там было хозяйство, которым занималась младшая дочь священника. Жена священника болела, лежала в постели (воспаление суставов). На меня рассчитывали как на необходимую помощь.
Моя мама была очень требовательная. Постепенно научила меня и убирать, и стирать, штопать, вышивать. В доме моих «избавителей» старалась быть полезной и исполнять наложенные на меня обязанности. Помогала в домашних работах, в огороде и даже была пастухом. Очень часто поила скот и выносила навоз со скотного двора. Было и холодно и голодно, но окружающие меня люди были замечательные, всех знакомых уверяли, что я их родственница и прямо с неба свалилась в этот тяжелый час. Каким-то мало известным способом священник раздобыл для меня новую метрику и меня прописал. Эдварду удалось еще раз перейти границу. Он отведал моих родителей, уведомил их, что нахожусь в безопасном месте. Потом двинул в Острог к моей крестной и забрал несколько теплых вещей для меня (мы удирали в конце августа или начале сентября, одеты по-летнему).
Вещи мои Эдвард оставил в Перемышле, а мне передали в село. Вернувшись Эдвард устроился на работу в лаборатории фабрики мармелада и сока в городе Санок. Мы только переписывались, увиделись лишь после войны, что душевно я переживала среди хороших, но все таки чужих людей трудно передать. Угнетала разлука с родителями. Каждый день появлялись рассказы про жестокую деятельность немецких оккупантов. Мучил меня и днем и ночью страх, что меня найдут. После Сталинграда и новых побед советских войск, стала себя успокаивать – показалась надежда на окончание войны.
В доме священника я прожила до лета 1944 г. Когда Перемышль и окрестности заняли войска Сов. Союза я решила возвращаться в Острог. Не дождалась Эдварда. Он появился в доме священника на второй день от моего ухода. Дорога была опасная, частично на военных машинах, частично пешком. Добралась домой на третий день. Родителей уже застала в Остроге. Они жили в доме знакомых, опять с моей крестной и нашей старой домработницей. Для меня эта встреча была как чудо..
По рассказам знаю, что родители пережили не мало, скитаясь с места на место. Самый страшный момент был когда немцы хотели отомстить за убитого их солдата и арестовали всех мужчин в селе. Вместе с ними и папу. Их увезли далеко на машинах и поместили на грязной соломе в большом сарае. На другой день дежурный молодой немецкий солдат вывел папу из сарая и отправил домой. В селе стали косо смотреть на папу, так как пока только он один вернулся. Родителям оставалось чем скорее удирать. В соседней местности случайно наткнулись на знакомых из Острога и стали с ними жить. Это было село польское и скоро бандеровцы начали грабить население и сжигать дома. Все жители этого села вместе с животными прятались ночью в лесу. Всех пережитым ими ужасов я не знаю. Главное мы снова были вместе! Папа нашел работу в каком-то учреждении, мама выпекала булочки и пирожные и продавала на рынке.
Немного наших вещей сохранила моя крестная, но это была капля в море. Во всяком случае не голодали и были так счастливы, что пережили и только ждали окончания войны.
Осенью 1944 г. я уехала во Львов и поступила в мед. Институт. Жила с подругой в нетопленой квартире, еда в студенческой столовой была очень скромная, а главное всегда холодная. Не смотря на это, жизнь в обществе студентов, позволяла моментами забыть пережитое. К сожалению ночные кошмары оставались… С наукой не было никаких хлопот. В свободные от науки дни я в кошмарных условиях ездила домой. Везла с собой «товар» : бумагу, тетради, карандаши и т.д. Эта коммерция помогала мне собрать немного денег на проживание во Львове. Зимой 1945 года я заболела, подозревали воспаление легких. С этой холодной квартиры меня забрала к себе знакомая из Острога (врач), которая получила ассистентуру на кафедре гистологии нашего мед. Института. Наладилась связь с Эдвардом. Его мобилизовали еще в 1944 г. Он попал в польский отряд. От дочки моих «избавителей» прибыли странные известия. Ночью в их дом ворвались бандиты (польская национальная организация) и убили священника.
Весной 1945 г. уже после окончания войны, мои родители переехали во Львов и тоже поселились у нашей остроженки. Папа скоро получил работу в главной библиотеке. В июле 1945 я явилась в администрацию за продовольственными карточками. В тот же момент несколько мужчин ворвалось в учреждение (это были польские националисты из армии Крайовой) и пытались застрелить заведующую. Случайно одна из пуль пробила мое бедро. В клинике оказалось что кость не повреждена, только затронут нерв. Почти три месяца я не могла ходить, после еще помогала мне палочка.
Война окончилась, но жизнь дальше была неспокойная. Мои родители решили уехать в Польшу. Эшелон состоял из вагонов для скота. В каждом вагоне поместили несколько семейств, тесно, духота, а проветрить такой вагон трудно. Так мы ехали 2 недели. В Польше к Эдварду добрались поездом. Его часть стояла тогда в городе Каменная Гора. Прожили там недели 2, перебросили Эдварда в Зеленую Гору. Там условия наконец поправились: получили двухкомнатную квартиру. С продуктами питания было очень трудно, поддерживал скромный паек Эдварда (в котором все время давали лавровый лист?).
В конце 1945 г. объявили в газетах, что скоро начнет действовать во Вроцлаве мед. Институт. Немедленно Эдвард двинул со мной. Мои документы были в порядке и меня зачислили на II год. В первое время жила в общежитии, а после Эдварда перенесли во Вроцлав, обеспечили квартирой и наконец мы были вместе. К сожалению не суждено было нам долго этим наслаждаться. Эдварда как военного (он уже был капитаном), перебрасывали из города в город, а я связана учебой в институте оставалась сама во Вроцлаве. Родители оставались жить в Еленей Горе. Они все время нас упрекали, что наше супружество остается неформальным. Ввиду этого мы решили взять брак церковный и его осуществили в 1947 г.
В 1949 г. родился мой сын Александр. Эдвард (уже майор) в то время пребывал в Варшаве. Мои родители поняли что теперь мне нужна помощь, переехали во Вроцлав и стали жить со мной.
В 1950 г. я заболела туберкулезом и меня отправили в санаторий. Там оказалось что изменения в легких совсем негрозные, но необходимо лечиться 5-6 месяцев. Эдику удалось по этому поводу перенестись во Вроцлав и он вместе с мамой занимался Александром.
Я вернулась домой весной 1951 г. и должна была оканчивать мед. Институт. Диплом врача получила в 1952г. и начала работать в госпитале (детское отд.).