Матвей Коган-Бернштейн

© 1994 г. С. Ю. М А Л Ы Ш Е В А

(Малышева Светлана Юрьевна, кандидат исторических наук, преподаватель

Казанского университета.)

ДВЕ КАЗНИ. СУДЬБА М. Л. КОГАН-БЕРНШТЕЙНА
Сегодня после долгого забвения к нам возвращаются имена видных
политических деятелей, руководителей российских политических партий. В
ряду этих незаурядных личностей на политическом небосклоне России эпохи
революций — и имя Матвея Львовича Коган-Бернштейна, гибкого политика,
первым в начале 1918 г. заговорившего о необходимости тактического
изменения политики российских демократов по отношению к партии
большевиков и советской власти.
Судьба отпустила ему 32 года, вместивших так много: учебу в Гейдельберг-
ском университете и российские тюрьмы, докторскую диссертацию и
партийную журналистику, работу в ЦК партии правых эсеров и солдатскую
службу, избрание в Учредительное собрание, вскоре разогнанное, и ВЦИК
Советов, из которого он был изгнан, скитание по станам гражданской войны,
трогательную любовь, мечты о «царстве добра» и смертельный выстрел в
деревушке под Сызранью.

... В марте 1919 г. в социалистических и коммунистических газетах России
появились сообщения, посвященные гибели Матвея Коган-Бернштейна, аресто-
ванного большевиками в конце сентября 1918 г. в прифронтовой деревне
Черный Затон, у Сызрани, и расстрелянного по приговору военно-полевого
суда. Смерть его — сына известных народовольцев — стала поводом для спора
партийных газет. 21 марта орган Московского бюро ЦК партии социалистов-
революционеров «Дело народа» опубликовал статью «Две казни» — памяти М.
Л. Коган-Бернштейна и его отца, в которой отмечал символичность в схожести
судеб этих революционеров двух поколений: «К петле царской военно-судной
комиссии для отца присоединилась пуля военно-полевого суда „рабоче-
крестьянского правительства" для сына» 1. На следующий день «Известия
ВЦИК» опубликовали возмущенный ответ «Кто виноват?» на статью в
эсеровской газете: «... ничего общего между двумя этими казнями нет. Отец был
казнен царскими генералами за преданность интересам трудящихся масс. Сын
был расстрелян представителями трудящихся масс за свой союз с царскими
генералами... Мы жалеем молодого Коган-Бернштейна. Он производил
впечатление честного, но ограниченного человека. Вероятно, он в глубине души
был предан народным интересам. Но зловещее влияние белогвардейских
заправил правоэсеровской партии... толкнуло его на путь измены заветам своего
отца...» 2. На Матвея Коган-Бернштейна легло обвинение в предательстве дела
отца.
Фамилия Коган-Бернштейн действительно была хорошо известна демок-
ратической революционной России двух поколений — «Народной воли» и
периода русских революций. Еще в 1930 г. она трижды упоминалась на
страницах Малой Советской Энциклопедии: отцу, матери и сыну были посвя-
щены три статьи. В 1938 г. в Большой Советской Энциклопедии нашлось место
только для отца. В последующих изданиях фамилия Коган-Бернштейн более не
появлялась.
8 февраля 1881 г., в Петербургском университете, студенты-народовольцы
сорвали выступление министра народного просвещения Сабурова. 19-летний
Лев Коган-Бернштейн, входивший в рабочую группу «Народной воли» и в
центральный студенческий кружок, организованный Исполнительным
комитетом «Народной воли»3, потребовал восстановления университетского
Устава 1864 г., а его друг Паппий Подбельский дал пощечину министру. Позже
современник назовет этот день «вступлением в трагедию 1 марта 1881 года» 4:
убийство Александра II 1 марта 1881 г. народовольцами стало началом разгрома
этой организации. Кстати, по свидетельству одного из товарищей Льва Коган-
Бернштейна, Желябов намеревался поручить Коган-Бернштейну роль одного из
метальщиков бомб в деле 1 марта и тот согласился, но на последних этапах
подготовки террористического акта Исполнительный комитет «Народной воли»
по тактическим соображениям заменил его Рысаковым: Исполком опасался
обвинений в национальной окраске готовящегося покушения5. Некоторое время
после 8 февраля 1881 г. Коган-Бернштейн скрывался на конспиративной
квартире Геси Гельфман, потом жил в Саратове, затем в Москве, где и был
арестован в апреле 1881 г. за расклейку прокламаций. 12 мая 1882 г. он был
административно выслан в Якутскую область на 5 лет. Это была его первая
ссылка 6. Из ссылки в 1885 г.7 Лев Коган-Бернштейн вернулся с женой —
Саррой (Натальей) Осиповной (урожденной Барановой). Они поселились в
Дерпте, где Лев Матвеевич намеревался сдать выпускные экзамены при
университете. Здесь, в Дерпте, 3 августа 1886 г. и родился их сын Матвей. Но
уже через два года Наталья Осиповна и Лев Матвеевич были арестованы по делу
таганрогской подпольной народовольческой типографии и сосланы на восемь
лет в Якутскую область.
22 марта 1889 г. в Якутске разыгрались кровавые события, получившие боль-
шой резонанс в России. Речь идет о так называемой «якутской бойне», или
«Монастыревской истории» 8. 22 марта 1889 г. политические ссыльные в
Якутске организовали вооруженное сопротивление в ответ на распоряжение
администрации о новом, ускоренном порядке высылки их в Колымск и
Верхоянск.
171
Трагедия разыгралась в доме Монастырева на квартире Ноткина, где собрались
ссыльные. В конфликте с солдатами и полицией из 34 «монастырцев» было
убито 6 и ранено 8 человек. Л. М. Коган-Бернштейн в результате тяжелого
ранения не мог ходить. На материалах по «Якутскому делу» Александр III
наложил резолюцию: «Наказать примерно». Трое участников якутского протеста
— Н. Л. Зотов, А. С. Гаусман и Л. М. Коган-Бернштейн — были приговорены
военно-судной комиссией к смертной казни. Коган-Бернштейн, парализованный,
был вынесен к месту казни на кровати и повешен. За день до казни, 6 августа
1889 г., в одном из трех написанных им писем — в письме-завещании
трехлетнему сыну Матвею — он написал: «... Да благословит тебя Бог, да не
покинет тебя всю жизнь твоя вера живая в царство правды, свободы, добра» 9.
Для жены Льва Когана-Бернштейна эта ссылка тоже была второй. 17-летней
девушкой она ушла из дома. Учась на фельдшерских и акушерских курсах в
Симферополе и Киеве, Наталья Осиповна работала в народовольческих
организациях. В 1882 г. за революционную деятельность она была сослана в
Томск. За участие же в якутском протесте 1889 г. она была приговорена к 15
годам каторги. До середины 1890 г. она отбывала каторгу в Вилюйской катор-
жной тюрьме, а затем по высочайшему повелению была переведена на посе-
ление в Верхоянск, а с мая 1893 г.— в Красноярск 10. В Красноярске в 1898 г.
Наталья Осиповна встретилась с приехавшим из Шушенского Лениным (об этом
факте нет упоминаний ни в литературе, ни в Биохронике Ленина). И тогда, и
позже — в эмиграции, встречаясь с Лениным на Капри, в Женеве, в других
уголках Европы, ее всегда удивляла какая-то особая бережность Ленина по
отношению к ней. Наталья Осиповна считала, что судьба ее мужа напоминала
Ленину судьбу его старшего брата-народовольца 11. Все годы жизни в Сибири с
ней был сын. Вернувшись в Россию после долгих лет ссылки и эмиграции,
Наталья Коган-Бернштейн поселилась в Воронеже. И она, и ее сын, приехавший
в Воронеж в 1915г.12, состояли членами партии социалистов-революционеров.
Матвей Коган-Бернштейн по «доброй» традиции российских интеллигентов
отдал дань отечественным тюрьмам. В 1917 г. Матвей Львович возглавлял воро-
нежскую организацию партии эсеров, будучи председателем губкома партии, в
состав которого входила и его мать. Он был достаточно видной фигурой в руко-
водстве Воронежской губернии: председателем Воронежского Совета РСКрД;
председательствовал на губернском крестьянском съезде в июне 1917 г. В дни
корниловского мятежа, получив телеграмму Керенского об измене и
предательстве Корнилова, Президиум Совета 28 августа образовал
«Революционный распорядительный комитет» («Комитет пяти») под
председательством Коган-Бернштейна для руководства защитой законной
власти в губернии. А 8 сентября на заседании Городской думы М. Л. Коган-
Бернштейн был избран одним из двух делегатов от Воронежа на
Демократическое совещание в Петрограде 13.
Октябрьский переворот Коган-Бернштейн встретил с возмущением, видя в
нем опасность для демократического развития страны. 27 октября (8 ноября)
1917 г. в Воронежском Доме народных организаций, открывая общее собрание
Воронежского Совета, Матвей Львович сказал: «Товарищи и граждане! Впервые
прибегаю к слову „граждане" на заседании Совета, так как не могу назвать
товарищами тех, кто арестовывает министров-социалистов, насилует женщин и
открывает дорогу контрреволюции» 14.
К 1917 г. в жизни Матвея Коган-Бернштейна произошло событие, которое
повлияло не только на его личную судьбу, но и на посмертную память о нем. В
1915 г., приехав в родительский дом в Воронеже, он был очарован юной Фанни
Аронгауз, своей названной сестрой: в начале мировой войны с группой детей-
беженцев из Дерпта 15-летняя Фаина приехала в Воронеж, и Наталья Осиповна
приняла девочку под свою опеку, стала ей приемной матерью. С октября 1916 г.
на имя «мадемуазель Аронгауз» из разных мест страны слал письма
влюбленный рядовой 5-й роты 190-го пехотного запасного полка Матвей Коган-
Бернштейн.
172
Год спустя непреклонная красавица ответила взаимностью. 7( 19) ноября 1917
г. перед отъездом из Воронежа в столицу счастливый Коган-Бернштейн записал
в девичьем дневнике Фанни: «Фаня, ты моя утренняя молитва. Фаня, ты моя
последняя надежда. Фаня, я сделал тебе только один подарок, но такой,
которого назад не берут: мою жизнь» 15.
1918 год был последним в жизни Матвея Коган-Бернштейна. Член ЦК
партии правых эсеров, он был избран членом Учредительного собрания от
Воронежской губернии и членом ВЦИК Советов, став, таким образом,
депутатом двух парламентов, двух народных представительств. Из 715
делегатов, избранных в российский парламент — Учредительное собрание — к
началу его заседания 5( 18) января 1918 г. у комиссара Всевыборы М. С.
Урицкого зарегистрировалось 463 человека 16.
4( 17) января Коган-Бернштейн получил временное удостоверение члена Уч-
редительного собрания за № 211 17. Его обуревали тяжелые предчувствия, нака-
нуне открытия Учредительного собрания он написал молодой жене письмо, в
котором на всякий случай попрощался с ней.
Разгон большевиками 6(18) января 1918 г. Учредительного собрания, с кото-
рым связывали столько надежд на демократическое развитие страны, был
сокрушительным ударом по юному российскому парламентаризму; он подтол-
кнул страну к гражданской войне, пропахав глубокую борозду между боль-
шевиками и демократической, социалистической Россией: последняя вскоре
встала в оппозицию новой власти. Партия правых эсеров в мае 1918 г. решила
перенести свою деятельность за Волгу, и начать там собирание общероссийско-
го правительства, восстановление Учредительного Собрания. В июне 1918 г. с
помощью чехословацких легионеров в Самаре пришел к власти Комитет членов
Учредительного собрания — одно из первых антибольшевистских правительств
на пестрой карте российской гражданской войны. К сентябрю 1918 г., когда
«территория Учредительного собрания» охватывала несколько приволжских
губерний, в Комуче состояло около сотни членов Учредительного собрания.
Но Матвея Львовича Коган-Бернштейна не было в их числе. Разгон Уч-
редительного собрания знаменовал для него начало его собственного пути,
который он выбрал и которым шел до дня своей смерти. 20 января (1 февраля)
1918 г. во втором номере журнала «Партийные известия» — издания ЦК партии
правых эсеров, которое Коган-Бернштейн редактировал совместно с В. М.
Зензиновым и Б. О. Фликкелем, он опубликовал статью «Наши расхождения (по
поводу 4-го съезда партии с.-р.)». В ней Коган-Бернштейн заявил: «... в полном
сознании того, что основная доля ответственности за гражданскую войну
внутри демократии, за срыв демократической революции и выращивание
контрреволюции под флагом революции социалистической в настоящий момент
лежит на большевистской власти, мы, левые члены партии, не устанем
повторять, что будущее возрождение партии как руководительницы масс и
сохранение ее революционно-социалистического характера возможно лишь при
твердом и бесповоротном отказе поднять бросаемую большевиками перчатку
гражданской войны... тактическая задача левых внутри партии ограничить ее
идейной борьбой против большевистского максимализма, заставить избегнуть
нового обескровления трудящихся классов и на путях мирного изживания
большевизма спасти, что еще можно, из завоеваний русской революции» 18.
Его мало кто поддержал в те дни — лишь члены ЦК В. А. Чайкин и Н. И.
Ракитников. Гражданская война в России начиналась как война внутри демок-
ратии, и, когда коммунисты и социалисты укрепились по разные стороны
баррикад и приготовились к решающему бою, когда взаимные обвинения в
контрреволюционности уже приобретали вкус крови, как странен и нелеп
казался этот одинокий голос: «знамя гражданской войны — не наше знамя»,
предупреждавший, что война внутри демократии прокладывает дорогу
диктаторам. Год спустя социалистическая демократия, раздавленная между двух
диктатур —
173
большевистской и колчаковской, демократия, практически сошедшая с
политической сцены (объявленная вне закона в Советской России и разогнанная
в Сибири) — вспомнит своих пророков. Группа правых эсеров в России встанет
на путь сотрудничества с большевиками, признав главной опасностью на тот
момент диктатуру белую. Группа эта, называвшаяся сначала «Уфимской
делегацией», затем группой «Народ», оформилась в октябре 1919 г. в
«Меньшинство партии социалистов-революционеров» (МПСР) 19. Еще 5 декабря
1918 г. в Уфе состоялось объединенное собрание представителей ЦК партии
правых эсеров, съезда членов Учредительного собрания. Было решено
прекратить вооруженную борьбу с большевиками и направить все силы на
борьбу с «буржуазной реакцией» 20. После занятия Красной Армией Уфы
оставшиеся в городе члены ЦК партии эсеров К. С. Буревой, Н. И. Ракитников,
видные деятели партии Н. В. Святицкий, Н. А. Шмелев, В. К. Вольский, Б. Н.
Черненков обратились в Уфимский ВРК с предложением о переговорах.
Переговоры проходили 10—19 января 1919 г. в Уфе. 26 февраля 1919 г.
постановлением ВЦИК была легализована часть партии правых эсеров,
поддержавшая позиции Уфимской делегации 21. Позиция уфимской делегации
послужила причиной конфликта с руководством партии правых эсеров. На IX
Совете партии 16 июня 1919 г. Ракитников и Буревой сложили с себя
полномочия членов ЦК. После Совета партии на собрании уфимской делегации
и московской группы Смирнова и Либермана было принято «Обращение к
партии», подписанное К. Буревым, В. Вольским, И. Дашевским, Л. Либерманом,
Н. Ракитниковым, Н. Святицким, Н. Смирновым и Б. Черненковым. Обращение
это, содержавшее принципиальную позицию группы ( идейная борьба с
большевиками, организация демократии, перевыборы Советов на основе
свободы агитации всех социалистических партий и отказа от партийной
диктатуры),— было напечатано в первом номере московской газеты «Народ»,
которая и дала название этой группе 22. Группа отказалась выполнить решение
ЦК ПСР о ее роспуске и 30 октября объявила о выходе из партии, образовании
«Меньшинства партии социалистов-революционеров» и избрании его
Центрального бюро ( ЦБ)23.
Группа, призвав к прекращению войны внутри демократии, все же сохраняла
определенную независимость суждений в своих изданиях, являясь идейной
оппозицией большевикам. Ее представители выступили на VII и VIII Все-
российских съездах Советов РККД в декабре 1919-го и декабре 1920 г. В
выступлениях Вольского и Буревого говорилось о необходимости привлечения
к советской власти всей демократии, пересмотра функций ЧК, пересмотра
положений Конституции (ввод положений о всеобщем избирательном праве,
праве слова для трудящихся, праве свободы печати, собраний, гарантий от
несудебных расправ для трудящихся, предоставления свободы действий тем
социальным и политическим партиям, которые не ведут борьбу против
советской власти)24. После окончания гражданской войны и по мере укрепления
партии большевиков у руля страны независимость суждений группы все
меньше устраивала власти. Группа подвергалась нападкам и справа, и слева.
Отношение к ней характеризует ехидная реплика, брошенная из зала на VIII
съезде Советов выходящему на трибуну Вольскому: «т. Вольский, как поживает
Колчак?» Негативное отношение к группе усиливалось после Кронштадтского
восстания и по мере подготовки к процессу над правыми эсерами. После
Кронштадта был распущен отряд МПСР на фронте. Роковую и странную роль
сыграло в окончательном распаде МПСР создание так называемого
«Политического центра» и такая личность, как М. А. Гинзбург. Во время
Кронштадтского восстания по его инициативе был создан «Политцентр» как
якобы будущее правительство, в который вошли два члена ЦБ МПСР, в том
числе Вольский. Политцентр никакой роли в событиях не сыграл, лишь
растратил партийные деньги. Члены ЦБ, не замешанные в этой авантюре,
предложили исключить Вольского из МПСР и продолжить партийное следствие
по делу «Политцентра». Большинство МПСР отклонило их предложение. Тогда
часть МПСР заявила о выходе из организации и издала 16 февраля 1922 г.
174
«Обращение о самороспуске». «Диктатура РКП,— писали участники
„меньшинства МПСР",— исключала всякую возможность осуществления задач
МПСР. Репрессии и преследования МПСР на местах и в центре ... внутри
организации развились авантюристические настроения...» 25 Подписали обра-
щение Фанни Коган-Бернштейн, В. П. Семенов, О. Затейщиков, Л. Декатова, Н.
Смирнов и К. Буревой. Через месяц, в марте 1922 г., ГПУ раскрыло
«Политцентр», изъяв в ходе обысков и арестов в том числе материал партийного
следствия. История создания «Политцентра» весьма подозрительна, особенно
учитывая, что идея провокаторства витала среди членов МПСР задолго до
Кронштадтского восстания. Гинзбург распространял в отряде МПСР на фронте
слухи, что Затейщиков, Буревой и Смирнов — сотрудники ВЧК. Между тем
непонятна роль в событиях самого Гинзбурга, бывшего инициатором
организации «Политцентра»,— единственного из видных деятелей МПСР,
избежавшего ареста 26 В результате всех этих событий к началу 1923 г. группа
прекратила свое существование.
Но пророчества Коган-Бернштейна о гибельности войны внутри демократии
вспомнятся только через год, когда их автора уже не будет в живых. В 1918 г.
Матвею Коган-Бернштейну еще предстояло девять месяцев, чтобы предсказать
события и с горечью убедиться в своей правоте.
Коган-Бернштейн остался в Петрограде как член ВЦИКа: правые эсеры все
еще состояли его членами. Уже было ясно, что вслед за разгоном Учредитель-
ного собрания и созданием антибольшевистского Комитета членов Уч-
редительного собрания за Волгой последует вывод эсеров из ВЦИКа. Это не
угнетало 32-летнего политика: ему нужна была свобода рук, чтобы разобраться
в происходящем, определить свое место. 13 июня 1918 г. Коган-Бернштейн
пишет жене в Воронеж: «Завтра опять очередной бенефис: на повестке вновь
вопрос об исключении противосоветских партий ( из ВЦИКа.— С. М.). Высту-
пать, конечно, придется мне. Кроме того, поговаривают, что одновременно с
исключением — или вскорости после него будет сделано распоряжение об аре-
сте Ц. комитетов таковых партий...» 27. Днем позже он признается в очередном
письме: «Наше исключение я встречу с чувством душевного облегчения. Ты
знаешь, в каких я тенетах на фоне общей неразберихи, как жажду получить
возможность осознать и осмыслить происходящее, вырвавшись из гущи со-
бытий, отойдя на время в сторону, став хоть на месяцы зрителем из участника
трагедии...» 28. В тот же день такая возможность ему была предоставлена: 14
июня постановлением ВЦИКа правые эсеры и меньшевики были выведены из
состава ВЦИКа и местных Советов. 16 июня в письме к жене и матери Матвей
Львович описывал ход заседания: «... член чрезвычайной комиссии борьбы и т.
д. Лацис (Фаня его помнит), пристально глядя в нашу сторону, позвал солдат и
прогулялся ко всем выходам — очевидно, отдать распоряжение о невыпуске
определенных лиц. С таким веселым ожиданием пришлось выступать (от
фракции эсеров.— С. М.). Говорил я без особого подъема, но достаточно
„контрреволюционно". Перебивали не слишком бурно, просто потому, что
знали, что это наша „лебединая песня"... Чувствую себя пару дней ( со вчераш-
него) в блаженном состоянии — избавился от сидения в ЦИК!» 29
Большевики решительно рвали с социалистической демократией — они не
намерены были делить власть. Матвей Коган-Бернштейн шел не в ногу со своей
партией, но он не был и с большевиками. Он искал свой путь — путь
компромисса на благо революции. Штрих, характеризующий Коган-
Бернштейна,— его отношение к товарищам, с которыми еще вчера шли вместе:
в середине июня он писал жене: «Ты и представить себе не можешь, где я пишу:
в Кремле, в галерее Александра II-го, на перилах... По дороге встретил лицом к
лицу на тротуаре Ленина. Он скосил на меня глаза и сжал губы. Старенькое
пальтецо и потертая шляпа. Совершенно один идет, без всякой охраны. Впереди
и сзади на несколько десят. шагов — никого. Поверишь ли, у меня сжалось
сердце. Представь себе, если бы это был не я, а кто-нибудь другой, ведь в
Кремль и „обозревателей"
175
пускают. Мое глубокое убеждение, что он — величайший русский
революционер и, может, единственный человек в России, с ясным умом и
твердым характером идущий навстречу гибели всего» 30. А в конце июня он
признается мимоходом: «... если Михаил Романов или ему подобный выступит,
я скорее решительно пойду с большевиками, чем пассивно [ буду] выжидать
хода событий» 31. Нет, не удавалась ему роль наблюдателя!
Поиск своего пути привел Коган-Бернштейна в комучевскую Самару. Посе-
щение профсоюзов и Совета рабочих депутатов убедили его: и по ту сторону
фронта гражданской войны не было спасения для революции. Позже, сделав для
себя некоторые выводы, 2 сентября он опубликовал статью «Учредительное» в
самарской газете социал-демократов-интернационалистов «Свободное слово». В
этой статье в свойственной ему хлесткой манере Коган-Бернштейн писал: «...
„Освобожденные" от большевиков земли начинают созревать для диктатуры,
заговора, корниловщины, скоропадщины, иноземного пленения...
Гешефтмахеры коалиции и матадоры социал-предательства, расправив свои
крылья, распоясались вовсю. Господа Аргуновы, Павловы, Авксентьевы и
прочие и близкие и далекие отщепенцы социализма хоронят Учредительное
собрание, расшаркиваются перед разного рода калифами на час, предают тру-
дящиеся массы, отдаваясь в привычный плен к буржуазной коалиции под
маской „общенациональной власти"; губят Россию, не заставляя союзников
объявить народу во всеуслышанье, с чем и зачем идет англо-франко-японо-
американское вмешательство» 32. За эту статью Коган-Бернштейн был отстранен
от участия в работе ЦК ПСР 33. Однако к подобным выводам он пришел еще
раньше. Уже 21 августа Матвей Львович пророчествует из Самары: «Каштаны
из огня, по-видимому, таскаются для черных (сторонников диктатуры. — С. М.)
и в тот момент, когда будет праздноваться победа (если будет), придет некто в
черном и даст увесистого пинка ногой» 34,— предсказав события, которые
произойдут спустя два месяца с небольшим, когда социалисты «получат пинка»
от Колчака. В этом последнем письме домой Матвей Коган-Бернштейн написал:
«Я никогда и ни за что не допущу, чтобы мое имя, имя социалиста, могло быть
примешано к чему-либо, что социализму противоречит... Где я буду, куда поеду,
не знаю. Принципиально не буду брать никаких назначений, чтоб рук не марать,
буду идти своей дорогой...» 35.
Его дорога лежала на восток — в начале сентября 1918 г. в Уфе открылось
Государственное совещание — совещание представителей многочисленных
антибольшевистских российских правительств, партий, организаций, на
котором разгорелась борьба сторонников демократии и диктатуры. Правое
крыло совещания представляли делегация Временного Сибирского
правительства, кадеты, меньшевистская группа «Единство», делегаты от
казачеств — они выступали за диктатуру. Левые — Комуч, эсеры, меньшевики,
Съезд городов и земств — требовали создания демократического
правительства, ответственного перед Учредительным собранием. 23 сентября
было создано компромиссное «Временное Всероссийское правительство»
(Уфимская директория) из пяти человек. Но времена демократии к осени 1918-
го миновали, директория стала первым шагом на пути к диктатуре.
Коган-Бернштейн, приехавший на Государственное совещание формально
от Комуча, придерживался избранной им роли независимого социалиста. На
совещании он даже сел не с эсерами, а в стороне, левее мусульманских
представителей, сидевших слева от социалистов-революционеров. Слова на
совещании ему не дали. Он письменно сложил с себя полномочия члена
Совещания и уехал, не желая санкционировать уступки со стороны фракции
эсеров 36. Невеселые свои мысли он набросал в подготовленной уже 17 сентября
статье — вероятно, последней — «Русский термидор (с Уфимского
государственного совещания)». «Он уже наступил, русский термидор, он уже в
полном расцвете... Мы, граждане страны „неограниченных возможностей",
позволяем себе роскошь одновременного сосуществования и русского
робеспьеризма и русского термидора...» 37,— с горькой
176
иронией писал Коган-Бернштейн. Но виноватых Матвей Львович видел не
только в российских робеспьерианцах-большевиках и российских
термидорианцах-сторонниках военной диктатуры: он писал о вине демократов,
социалистов-революционеров, которые «оказались вольно или невольно
впряженными в победную колесницу директории и диктатуру» 38, и даже самые
решительные демократы оказались бессильны перед реакцией, ибо «одной
цепью совместного с нею участия в гражданской войне скованы они, и этого
предела им не перейти, когда реакция предъявит свои векселя к оплате» 39.
Две недели спустя автор статьи был расстрелян при переходе фронта под
Сызранью по приговору военно-полевого суда как правый эсер и член Уч-
редительного собрания. Есть сведения, что на допросе, предшествующем
расстрелу, он заявил, что принимает на себя ответственность за действия партии
социалистов-революционеров, совершенные до настоящего момента 40. Он
опять шел своим собственным путем — не на восток и не за границу, как
большинство руководителей социалистов, осознавших, что настали времена
столкновения двух диктатур — красной и белой, а демократия удаляется со
сцены. Коган-Бернштейн шел на запад — в Советскую Россию. Напомним:
«если Михаил Романов или ему подобный выступит, я скорее решительно пойду
с большевиками, чем пассивно [буду] выжидать хода событий». Социалист, он
верил: термидор страшнее нового Робеспьера. Трудно сказать, как бы могла
повлиять эта личность на дальнейшие события в России,— история не признает
сослагательного наклонения. Ясно, что мудрость единиц и идейная оппозиция
уже не могли остановить катка большевизма, как не могли они остановить
гражданской войны. Свидетельство тому — судьба группы «Народ».
Большевики ясно дали понять, что не потерпят ни оппозиции, ни инакомыслия.
В конце гражданской войны имя Коган-Бернштейна пригодилось не только
его сторонникам. В 1920 г. МПСР подготовило сборник памяти М. Л. Когана-
Бернштейна. За разрешением на его печатание вдова Коган-Бернштейна,
активная участница МПСР, обратилась в Совнарком. В архиве сохранилось
письмо управляющего делами Совнаркома В. Бонч-Бруевича Л. Каменеву от 27
сентября 1920 г., в котором он, излагая эту просьбу, между прочим писал о
Коган-Бернштейне: «Матвей Львович Коган-Бернштейн, разочаровавшись в
деятельности своих бывших товарищей левых (ошибка: правых.— С. М.) эсеров,
переходил к нам с желанием работать вместе с Рабоче-Крестьянским
правительством, что и было вполне доказано после, и его расстрел является
печальной ошибкой военно-полевого суда... Я докладывал по поводу этих
рукописей сборника статей В. И. Ленину, и он просил меня переслать эти
рукописи Вам для просмотра и, если Вы найдете нужным и возможным, то
возбудить ходатайство перед Государственным издательством об их издании...» 41. Такая версия смерти Коган-Бернштейна устраивала большевистское
руководство, и Каменев наложил на письма резолюцию: «Ходатайство о
печатании поддержать». Сборник вышел в 1922 г., став одним из последних
изданий МПСР. Еще заманчивее было бы объявить Коган-Бернштейна жертвой
его бывших соратников. Вероятно, этим объясняется появление сомнительной
версии смерти его в конце 1922 г.: К. Буревой упоминал в своей книге «Распад»
о статье некоего эсера А. К., в которой тот уверял, что Матвей Львович был
убит не большевиками, а офицерами Народной Армии. А. К. заявлял, что был
попутчиком Коган-Бернштейна до Белебея, где их арестовали офицеры
Народной Армии; ему удалось бежать, а Матвей Львович был расстрелян. Но
уже тогда, в 1922 г., Буревому эта версия представлялась сомнительной, хотя он
знал А. К. лично и хорошо о нем отзывался 42.
Выстрел под Сызранью осенью 1918 г. изменил жизнь 19-летней вдовы
Коган-Бернштейна, студентки естественного факультета Петроградского
университета. Когда-то, целую вечность и всего лишь год назад, влюбленный
мечтатель написал ей: «Фаня, я люблю вещи и идеи и прошлое человечества...
Неужели у тебя не вспыхивает радостно взор при мысли-мечте о будущем
человеке?» 43,— удивляясь ее равнодушию к истории и политике. В 1920 г. она
поступила на факультет
177
общественных наук Московского университета и всю жизнь посвятила истории,
защитив кандидатскую и докторскую диссертации по истории гуманизма и
свободомыслия в Западной Европе 44. Как это похоже на Коган-Бернштейна:
говорить о мире в эпоху гражданской войны — думать о гуманизме в эпоху
тоталитарной ночи. В 1925 г. она вновь вышла замуж за ученого Павла
Соломоновича Юшкевича. Фаина Абрамовна Коган-Бернштейн умерла в июне
1976 г. Она всю жизнь бережно хранила бумаги и документы первого мужа: не
уничтожила их ни в страшные 30-е годы, когда лишилась работы, а
причастность к оппозиционеру, хранение его работ и «контрреволюционных»
изданий могли стоить жизни; не потеряла в годы Отечественной войны — во
время эвакуации в Киров; сберегла в конце 40-х — начале 50-х гг., когда в
разгар кампании «борьбы с космополитизмом» вынуждена была оставить
профессорскую должность в МГУ и уехать из Москвы. Фаина Абрамовна
сберегла документы и фотографии Матвея Коган-Бернштейна и его родителей,
его статьи и письма. Сегодня они хранятся среди бумаг профессора Ф. А. Коган-
Бернштейн, которые А. П. Юшкевич — сын ее мужа — принес в Архив АН
СССР после смерти Фаины Абрамовны. Листая страницы этих документов, мы
понимаем, что вдова Коган-Бернштейна сохранила для нас не только память о
близком ей человеке, но и очень значимую страничку из истории нашего вечно
воюющего отечества, на которой рукой ее мужа было начертано: война внутри
демократии прокладывает дорогу диктаторам, знамя гражданской войны не
наше знамя.
Примечания
1 Л. М. Две казни. Памяти Л. М. и М. Л. Коган-Бернштейн (1889—1918) // Дело народа. М.,
1919. 21 марта. 2 Кто виноват? // Известия ВЦИК. 1919. 22 марта. 3 Волков Н. Народовольческая пропаганда среди московских рабочих в 1881 г. // Былое. 1906.
Кн. 2. С. 178; Якутская трагедия. М., 1925. С. 67. 4Тан-Богораз В. Г. Автобиография // Деятели СССР и революционного движения России:
Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С. 234. 5 Якутская трагедия. С. 101. 6 К р о т о в М. А. Якутская ссылка 70—80-х гг. М., 1925. С. 191. 7Он вернулся чуть раньше,
так как в ссылке отбывал воинскую повинность. 8См.: Якутская трагедия; Кротов М. А. Указ, соч.;
Минор И. Якутская драма 22 марта 1989 г. // Былое. 1906. Т. 9. С. 129—157; Розеноер С. Ледяная
тюрьма (Якутская ссылка). М., 1934. С. 34—41 и др. 9 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 110, л. 7. 10 К р о т о в М. А. Указ. соч. С. 192. 11 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 53, л. 1. 12 Бердников Г. В., К у р с а н о в а А. В., Поливанов А. С., Стрыгина А. И. Воронежские
большевики в трех революциях (1905—1917). Воронеж, 1985. С. 77. 13 Л а в ы г и н М. Б. 1917 год в Воронежской губернии (Хроника). Воронеж, 1928. С. 60, 66,
83, 89, 97, 99, 109. 14 За власть Советов: Сб. воспоминаний участников революционных событий в Воронежской
губернии в 1917—1918 гг. Воронеж, 1957. С. 50. 15 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 67, л. 32. 163наменский О.Н. Всероссийское Учредительное собрание. История созыва и политического
крушения. М., 1976. С. 338. 17 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 118, л. 1. 18 Там же, д. 114, л. 2 (с. 63—64). 19 О группе «Народ» см.: Чемерисский И. А. Эсеровская группа «Народ» и ее распад (1919—
1923 гг.) // Банкротство мелкобуржуазных партий в России. 1917—1922 гг.: Сб. научи, трудов. Ч.
II. М., 1977. С. 77—86; Ш е с т а к Ю. И. Большевики и эсеровская группа «Народ» (О
взаимоотношениях РКП(б) с меньшинством партии социалистов-революционеров) // Вопросы
истории КПСС. 1978. № 8. С. 95—105; Петров М. Н. В. И. Ленин об отношении РКП(б) к партиям
мелкобуржуазной демократии // Учение Ленина — незыблемая основа революционно-
преобразующей деятельности КПСС / Уч. зап. кафедры обществ, наук вузов Ленинграда. История
КПСС. Вып. XIX. Л., 1980. С. 48—60; е г о ж е Возникновение и распад меньшинства партии
эсеров // Вопросы истории. 1979. № 7. С. 49—60; его же. Политика большевиков по отношению к
меньшинству партии эсеров в городских Советах 1919—1922 гг (борьба за средние городские
слои в Октябрьской революции и гражданской войне) // Межвузов, сб научи, трудов. М., 1984. С.
104—171; Гусев К. В., Е р и ц я н X. А. От соглашательства к контрреволюции (Очерки истории
политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров). М, 1968. С. 297—303
и др.
178
20 Буревой К. Распад. 1918—1922. М., 1923. С. 59. 21 П е т р о в М. Н. В. И. Ленин об отношении... С. 55.
22 Буревой К. Указ, соч., С. 73—83. 23 П е т р о в М. Н. Возникновение и распад... С. 55. 24 VII Всероссийский съезд Советов РКК и КД: Стеногр. отчет. М., 1920. С. 21, 68—71; VIII
Всероссийский съезд Советов РКК и КД: Стеногр. отчет. М., 1921. С. 49—52.
25 Цит. по: Буревой К. Указ. соч. С. 117—118.
26 Там же. С. 119. 27 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 85, л. 43. 28 Там же, л. 41. 29 Там же, л. 44. 30 Там же, л. 41. 31 Там же, л. 51. 32 Цит. по: П оп о в Ф. Г. 1918 год в Самарской губернии: Хроника событий. Куйбышев, 1972.
С. 204—205. 33 Буревой К. Указ. соч. С. 47.
34 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 124, л. 107. 35 Там же. 36 У т г о ф В. Л. Уфимское государственное совещание 1918 г. (Из воспоминании участника) //
Былое. 1921. № 6. С. 31. 37 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 115, л. 1. 38 Там же. 39 Там же, л. 3. 40 Буревой К. Указ. соч. С. 49.
41 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 122, л. 1—2. 42 Буревой К. Указ. соч. С. 50—51. 43 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 67, л. 32. 44 См.: Средние века. 1977. Вып. 41. С. 424; Советские архивы. 1976. № 6. С. 118.
Библиографию работ Ф. А. Коган-Бернштейн см.: Средние века. 1981. Вып. 44. С. 394—396.
179© 1994 г. С. Ю. М А Л Ы Ш Е В А*
ДВЕ КАЗНИ. СУДЬБА М. Л. КОГАН-БЕРНШТЕЙНА
Сегодня после долгого забвения к нам возвращаются имена видных
политических деятелей, руководителей российских политических партий. В
ряду этих незаурядных личностей на политическом небосклоне России эпохи
революций — и имя Матвея Львовича Коган-Бернштейна, гибкого политика,
первым в начале 1918 г. заговорившего о необходимости тактического
изменения политики российских демократов по отношению к партии
большевиков и советской власти.
Судьба отпустила ему 32 года, вместивших так много: учебу в Гейдельберг-
ском университете и российские тюрьмы, докторскую диссертацию и
партийную журналистику, работу в ЦК партии правых эсеров и солдатскую
службу, избрание в Учредительное собрание, вскоре разогнанное, и ВЦИК
Советов, из которого он был изгнан, скитание по станам гражданской войны,
трогательную любовь, мечты о «царстве добра» и смертельный выстрел в
деревушке под Сызранью.

• Малышева Светлана Юрьевна, кандидат исторических наук, преподаватель

Казанского университета.
170
... В марте 1919 г. в социалистических и коммунистических газетах России
появились сообщения, посвященные гибели Матвея Коган-Бернштейна, аресто-
ванного большевиками в конце сентября 1918 г. в прифронтовой деревне
Черный Затон, у Сызрани, и расстрелянного по приговору военно-полевого
суда. Смерть его — сына известных народовольцев — стала поводом для спора
партийных газет. 21 марта орган Московского бюро ЦК партии социалистов-
революционеров «Дело народа» опубликовал статью «Две казни» — памяти М.
Л. Коган-Бернштейна и его отца, в которой отмечал символичность в схожести
судеб этих революционеров двух поколений: «К петле царской военно-судной
комиссии для отца присоединилась пуля военно-полевого суда „рабоче-
крестьянского правительства" для сына» 1. На следующий день «Известия
ВЦИК» опубликовали возмущенный ответ «Кто виноват?» на статью в
эсеровской газете: «... ничего общего между двумя этими казнями нет. Отец был
казнен царскими генералами за преданность интересам трудящихся масс. Сын
был расстрелян представителями трудящихся масс за свой союз с царскими
генералами... Мы жалеем молодого Коган-Бернштейна. Он производил
впечатление честного, но ограниченного человека. Вероятно, он в глубине души
был предан народным интересам. Но зловещее влияние белогвардейских
заправил правоэсеровской партии... толкнуло его на путь измены заветам своего
отца...» 2. На Матвея Коган-Бернштейна легло обвинение в предательстве дела
отца.
Фамилия Коган-Бернштейн действительно была хорошо известна демок-
ратической революционной России двух поколений — «Народной воли» и
периода русских революций. Еще в 1930 г. она трижды упоминалась на
страницах Малой Советской Энциклопедии: отцу, матери и сыну были посвя-
щены три статьи. В 1938 г. в Большой Советской Энциклопедии нашлось место
только для отца. В последующих изданиях фамилия Коган-Бернштейн более не
появлялась.
8 февраля 1881 г., в Петербургском университете, студенты-народовольцы
сорвали выступление министра народного просвещения Сабурова. 19-летний
Лев Коган-Бернштейн, входивший в рабочую группу «Народной воли» и в
центральный студенческий кружок, организованный Исполнительным
комитетом «Народной воли»3, потребовал восстановления университетского
Устава 1864 г., а его друг Паппий Подбельский дал пощечину министру. Позже
современник назовет этот день «вступлением в трагедию 1 марта 1881 года» 4:
убийство Александра II 1 марта 1881 г. народовольцами стало началом разгрома
этой организации. Кстати, по свидетельству одного из товарищей Льва Коган-
Бернштейна, Желябов намеревался поручить Коган-Бернштейну роль одного из
метальщиков бомб в деле 1 марта и тот согласился, но на последних этапах
подготовки террористического акта Исполнительный комитет «Народной воли»
по тактическим соображениям заменил его Рысаковым: Исполком опасался
обвинений в национальной окраске готовящегося покушения5. Некоторое время
после 8 февраля 1881 г. Коган-Бернштейн скрывался на конспиративной
квартире Геси Гельфман, потом жил в Саратове, затем в Москве, где и был
арестован в апреле 1881 г. за расклейку прокламаций. 12 мая 1882 г. он был
административно выслан в Якутскую область на 5 лет. Это была его первая
ссылка 6. Из ссылки в 1885 г.7 Лев Коган-Бернштейн вернулся с женой —
Саррой (Натальей) Осиповной (урожденной Барановой). Они поселились в
Дерпте, где Лев Матвеевич намеревался сдать выпускные экзамены при
университете. Здесь, в Дерпте, 3 августа 1886 г. и родился их сын Матвей. Но
уже через два года Наталья Осиповна и Лев Матвеевич были арестованы по делу
таганрогской подпольной народовольческой типографии и сосланы на восемь
лет в Якутскую область.
22 марта 1889 г. в Якутске разыгрались кровавые события, получившие боль-
шой резонанс в России. Речь идет о так называемой «якутской бойне», или
«Монастыревской истории» 8. 22 марта 1889 г. политические ссыльные в
Якутске организовали вооруженное сопротивление в ответ на распоряжение
администрации о новом, ускоренном порядке высылки их в Колымск и
Верхоянск.
171
Трагедия разыгралась в доме Монастырева на квартире Ноткина, где собрались
ссыльные. В конфликте с солдатами и полицией из 34 «монастырцев» было
убито 6 и ранено 8 человек. Л. М. Коган-Бернштейн в результате тяжелого
ранения не мог ходить. На материалах по «Якутскому делу» Александр III
наложил резолюцию: «Наказать примерно». Трое участников якутского протеста
— Н. Л. Зотов, А. С. Гаусман и Л. М. Коган-Бернштейн — были приговорены
военно-судной комиссией к смертной казни. Коган-Бернштейн, парализованный,
был вынесен к месту казни на кровати и повешен. За день до казни, 6 августа
1889 г., в одном из трех написанных им писем — в письме-завещании
трехлетнему сыну Матвею — он написал: «... Да благословит тебя Бог, да не
покинет тебя всю жизнь твоя вера живая в царство правды, свободы, добра» 9.
Для жены Льва Когана-Бернштейна эта ссылка тоже была второй. 17-летней
девушкой она ушла из дома. Учась на фельдшерских и акушерских курсах в
Симферополе и Киеве, Наталья Осиповна работала в народовольческих
организациях. В 1882 г. за революционную деятельность она была сослана в
Томск. За участие же в якутском протесте 1889 г. она была приговорена к 15
годам каторги. До середины 1890 г. она отбывала каторгу в Вилюйской катор-
жной тюрьме, а затем по высочайшему повелению была переведена на посе-
ление в Верхоянск, а с мая 1893 г.— в Красноярск 10. В Красноярске в 1898 г.
Наталья Осиповна встретилась с приехавшим из Шушенского Лениным (об этом
факте нет упоминаний ни в литературе, ни в Биохронике Ленина). И тогда, и
позже — в эмиграции, встречаясь с Лениным на Капри, в Женеве, в других
уголках Европы, ее всегда удивляла какая-то особая бережность Ленина по
отношению к ней. Наталья Осиповна считала, что судьба ее мужа напоминала
Ленину судьбу его старшего брата-народовольца 11. Все годы жизни в Сибири с
ней был сын. Вернувшись в Россию после долгих лет ссылки и эмиграции,
Наталья Коган-Бернштейн поселилась в Воронеже. И она, и ее сын, приехавший
в Воронеж в 1915г.12, состояли членами партии социалистов-революционеров.
Матвей Коган-Бернштейн по «доброй» традиции российских интеллигентов
отдал дань отечественным тюрьмам. В 1917 г. Матвей Львович возглавлял воро-
нежскую организацию партии эсеров, будучи председателем губкома партии, в
состав которого входила и его мать. Он был достаточно видной фигурой в руко-
водстве Воронежской губернии: председателем Воронежского Совета РСКрД;
председательствовал на губернском крестьянском съезде в июне 1917 г. В дни
корниловского мятежа, получив телеграмму Керенского об измене и
предательстве Корнилова, Президиум Совета 28 августа образовал
«Революционный распорядительный комитет» («Комитет пяти») под
председательством Коган-Бернштейна для руководства защитой законной
власти в губернии. А 8 сентября на заседании Городской думы М. Л. Коган-
Бернштейн был избран одним из двух делегатов от Воронежа на
Демократическое совещание в Петрограде 13.
Октябрьский переворот Коган-Бернштейн встретил с возмущением, видя в
нем опасность для демократического развития страны. 27 октября (8 ноября)
1917 г. в Воронежском Доме народных организаций, открывая общее собрание
Воронежского Совета, Матвей Львович сказал: «Товарищи и граждане! Впервые
прибегаю к слову „граждане" на заседании Совета, так как не могу назвать
товарищами тех, кто арестовывает министров-социалистов, насилует женщин и
открывает дорогу контрреволюции» 14.
К 1917 г. в жизни Матвея Коган-Бернштейна произошло событие, которое
повлияло не только на его личную судьбу, но и на посмертную память о нем. В
1915 г., приехав в родительский дом в Воронеже, он был очарован юной Фанни
Аронгауз, своей названной сестрой: в начале мировой войны с группой детей-
беженцев из Дерпта 15-летняя Фаина приехала в Воронеж, и Наталья Осиповна
приняла девочку под свою опеку, стала ей приемной матерью. С октября 1916 г.
на имя «мадемуазель Аронгауз» из разных мест страны слал письма
влюбленный рядовой 5-й роты 190-го пехотного запасного полка Матвей Коган-
Бернштейн.
172
Год спустя непреклонная красавица ответила взаимностью. 7( 19) ноября 1917
г. перед отъездом из Воронежа в столицу счастливый Коган-Бернштейн записал
в девичьем дневнике Фанни: «Фаня, ты моя утренняя молитва. Фаня, ты моя
последняя надежда. Фаня, я сделал тебе только один подарок, но такой,
которого назад не берут: мою жизнь» 15.
1918 год был последним в жизни Матвея Коган-Бернштейна. Член ЦК
партии правых эсеров, он был избран членом Учредительного собрания от
Воронежской губернии и членом ВЦИК Советов, став, таким образом,
депутатом двух парламентов, двух народных представительств. Из 715
делегатов, избранных в российский парламент — Учредительное собрание — к
началу его заседания 5( 18) января 1918 г. у комиссара Всевыборы М. С.
Урицкого зарегистрировалось 463 человека 16.
4( 17) января Коган-Бернштейн получил временное удостоверение члена Уч-
редительного собрания за № 211 17. Его обуревали тяжелые предчувствия, нака-
нуне открытия Учредительного собрания он написал молодой жене письмо, в
котором на всякий случай попрощался с ней.
Разгон большевиками 6(18) января 1918 г. Учредительного собрания, с кото-
рым связывали столько надежд на демократическое развитие страны, был
сокрушительным ударом по юному российскому парламентаризму; он подтол-
кнул страну к гражданской войне, пропахав глубокую борозду между боль-
шевиками и демократической, социалистической Россией: последняя вскоре
встала в оппозицию новой власти. Партия правых эсеров в мае 1918 г. решила
перенести свою деятельность за Волгу, и начать там собирание общероссийско-
го правительства, восстановление Учредительного Собрания. В июне 1918 г. с
помощью чехословацких легионеров в Самаре пришел к власти Комитет членов
Учредительного собрания — одно из первых антибольшевистских правительств
на пестрой карте российской гражданской войны. К сентябрю 1918 г., когда
«территория Учредительного собрания» охватывала несколько приволжских
губерний, в Комуче состояло около сотни членов Учредительного собрания.
Но Матвея Львовича Коган-Бернштейна не было в их числе. Разгон Уч-
редительного собрания знаменовал для него начало его собственного пути,
который он выбрал и которым шел до дня своей смерти. 20 января (1 февраля)
1918 г. во втором номере журнала «Партийные известия» — издания ЦК партии
правых эсеров, которое Коган-Бернштейн редактировал совместно с В. М.
Зензиновым и Б. О. Фликкелем, он опубликовал статью «Наши расхождения (по
поводу 4-го съезда партии с.-р.)». В ней Коган-Бернштейн заявил: «... в полном
сознании того, что основная доля ответственности за гражданскую войну
внутри демократии, за срыв демократической революции и выращивание
контрреволюции под флагом революции социалистической в настоящий момент
лежит на большевистской власти, мы, левые члены партии, не устанем
повторять, что будущее возрождение партии как руководительницы масс и
сохранение ее революционно-социалистического характера возможно лишь при
твердом и бесповоротном отказе поднять бросаемую большевиками перчатку
гражданской войны... тактическая задача левых внутри партии ограничить ее
идейной борьбой против большевистского максимализма, заставить избегнуть
нового обескровления трудящихся классов и на путях мирного изживания
большевизма спасти, что еще можно, из завоеваний русской революции» 18.
Его мало кто поддержал в те дни — лишь члены ЦК В. А. Чайкин и Н. И.
Ракитников. Гражданская война в России начиналась как война внутри демок-
ратии, и, когда коммунисты и социалисты укрепились по разные стороны
баррикад и приготовились к решающему бою, когда взаимные обвинения в
контрреволюционности уже приобретали вкус крови, как странен и нелеп
казался этот одинокий голос: «знамя гражданской войны — не наше знамя»,
предупреждавший, что война внутри демократии прокладывает дорогу
диктаторам. Год спустя социалистическая демократия, раздавленная между двух
диктатур —
173
большевистской и колчаковской, демократия, практически сошедшая с
политической сцены (объявленная вне закона в Советской России и разогнанная
в Сибири) — вспомнит своих пророков. Группа правых эсеров в России встанет
на путь сотрудничества с большевиками, признав главной опасностью на тот
момент диктатуру белую. Группа эта, называвшаяся сначала «Уфимской
делегацией», затем группой «Народ», оформилась в октябре 1919 г. в
«Меньшинство партии социалистов-революционеров» (МПСР) 19. Еще 5 декабря
1918 г. в Уфе состоялось объединенное собрание представителей ЦК партии
правых эсеров, съезда членов Учредительного собрания. Было решено
прекратить вооруженную борьбу с большевиками и направить все силы на
борьбу с «буржуазной реакцией» 20. После занятия Красной Армией Уфы
оставшиеся в городе члены ЦК партии эсеров К. С. Буревой, Н. И. Ракитников,
видные деятели партии Н. В. Святицкий, Н. А. Шмелев, В. К. Вольский, Б. Н.
Черненков обратились в Уфимский ВРК с предложением о переговорах.
Переговоры проходили 10—19 января 1919 г. в Уфе. 26 февраля 1919 г.
постановлением ВЦИК была легализована часть партии правых эсеров,
поддержавшая позиции Уфимской делегации 21. Позиция уфимской делегации
послужила причиной конфликта с руководством партии правых эсеров. На IX
Совете партии 16 июня 1919 г. Ракитников и Буревой сложили с себя
полномочия членов ЦК. После Совета партии на собрании уфимской делегации
и московской группы Смирнова и Либермана было принято «Обращение к
партии», подписанное К. Буревым, В. Вольским, И. Дашевским, Л. Либерманом,
Н. Ракитниковым, Н. Святицким, Н. Смирновым и Б. Черненковым. Обращение
это, содержавшее принципиальную позицию группы ( идейная борьба с
большевиками, организация демократии, перевыборы Советов на основе
свободы агитации всех социалистических партий и отказа от партийной
диктатуры),— было напечатано в первом номере московской газеты «Народ»,
которая и дала название этой группе 22. Группа отказалась выполнить решение
ЦК ПСР о ее роспуске и 30 октября объявила о выходе из партии, образовании
«Меньшинства партии социалистов-революционеров» и избрании его
Центрального бюро ( ЦБ)23.
Группа, призвав к прекращению войны внутри демократии, все же сохраняла
определенную независимость суждений в своих изданиях, являясь идейной
оппозицией большевикам. Ее представители выступили на VII и VIII Все-
российских съездах Советов РККД в декабре 1919-го и декабре 1920 г. В
выступлениях Вольского и Буревого говорилось о необходимости привлечения
к советской власти всей демократии, пересмотра функций ЧК, пересмотра
положений Конституции (ввод положений о всеобщем избирательном праве,
праве слова для трудящихся, праве свободы печати, собраний, гарантий от
несудебных расправ для трудящихся, предоставления свободы действий тем
социальным и политическим партиям, которые не ведут борьбу против
советской власти)24. После окончания гражданской войны и по мере укрепления
партии большевиков у руля страны независимость суждений группы все
меньше устраивала власти. Группа подвергалась нападкам и справа, и слева.
Отношение к ней характеризует ехидная реплика, брошенная из зала на VIII
съезде Советов выходящему на трибуну Вольскому: «т. Вольский, как поживает
Колчак?» Негативное отношение к группе усиливалось после Кронштадтского
восстания и по мере подготовки к процессу над правыми эсерами. После
Кронштадта был распущен отряд МПСР на фронте. Роковую и странную роль
сыграло в окончательном распаде МПСР создание так называемого
«Политического центра» и такая личность, как М. А. Гинзбург. Во время
Кронштадтского восстания по его инициативе был создан «Политцентр» как
якобы будущее правительство, в который вошли два члена ЦБ МПСР, в том
числе Вольский. Политцентр никакой роли в событиях не сыграл, лишь
растратил партийные деньги. Члены ЦБ, не замешанные в этой авантюре,
предложили исключить Вольского из МПСР и продолжить партийное следствие
по делу «Политцентра». Большинство МПСР отклонило их предложение. Тогда
часть МПСР заявила о выходе из организации и издала 16 февраля 1922 г.
174
«Обращение о самороспуске». «Диктатура РКП,— писали участники
„меньшинства МПСР",— исключала всякую возможность осуществления задач
МПСР. Репрессии и преследования МПСР на местах и в центре ... внутри
организации развились авантюристические настроения...» 25 Подписали обра-
щение Фанни Коган-Бернштейн, В. П. Семенов, О. Затейщиков, Л. Декатова, Н.
Смирнов и К. Буревой. Через месяц, в марте 1922 г., ГПУ раскрыло
«Политцентр», изъяв в ходе обысков и арестов в том числе материал партийного
следствия. История создания «Политцентра» весьма подозрительна, особенно
учитывая, что идея провокаторства витала среди членов МПСР задолго до
Кронштадтского восстания. Гинзбург распространял в отряде МПСР на фронте
слухи, что Затейщиков, Буревой и Смирнов — сотрудники ВЧК. Между тем
непонятна роль в событиях самого Гинзбурга, бывшего инициатором
организации «Политцентра»,— единственного из видных деятелей МПСР,
избежавшего ареста 26 В результате всех этих событий к началу 1923 г. группа
прекратила свое существование.
Но пророчества Коган-Бернштейна о гибельности войны внутри демократии
вспомнятся только через год, когда их автора уже не будет в живых. В 1918 г.
Матвею Коган-Бернштейну еще предстояло девять месяцев, чтобы предсказать
события и с горечью убедиться в своей правоте.
Коган-Бернштейн остался в Петрограде как член ВЦИКа: правые эсеры все
еще состояли его членами. Уже было ясно, что вслед за разгоном Учредитель-
ного собрания и созданием антибольшевистского Комитета членов Уч-
редительного собрания за Волгой последует вывод эсеров из ВЦИКа. Это не
угнетало 32-летнего политика: ему нужна была свобода рук, чтобы разобраться
в происходящем, определить свое место. 13 июня 1918 г. Коган-Бернштейн
пишет жене в Воронеж: «Завтра опять очередной бенефис: на повестке вновь
вопрос об исключении противосоветских партий ( из ВЦИКа.— С. М.). Высту-
пать, конечно, придется мне. Кроме того, поговаривают, что одновременно с
исключением — или вскорости после него будет сделано распоряжение об аре-
сте Ц. комитетов таковых партий...» 27. Днем позже он признается в очередном
письме: «Наше исключение я встречу с чувством душевного облегчения. Ты
знаешь, в каких я тенетах на фоне общей неразберихи, как жажду получить
возможность осознать и осмыслить происходящее, вырвавшись из гущи со-
бытий, отойдя на время в сторону, став хоть на месяцы зрителем из участника
трагедии...» 28. В тот же день такая возможность ему была предоставлена: 14
июня постановлением ВЦИКа правые эсеры и меньшевики были выведены из
состава ВЦИКа и местных Советов. 16 июня в письме к жене и матери Матвей
Львович описывал ход заседания: «... член чрезвычайной комиссии борьбы и т.
д. Лацис (Фаня его помнит), пристально глядя в нашу сторону, позвал солдат и
прогулялся ко всем выходам — очевидно, отдать распоряжение о невыпуске
определенных лиц. С таким веселым ожиданием пришлось выступать (от
фракции эсеров.— С. М.). Говорил я без особого подъема, но достаточно
„контрреволюционно". Перебивали не слишком бурно, просто потому, что
знали, что это наша „лебединая песня"... Чувствую себя пару дней ( со вчераш-
него) в блаженном состоянии — избавился от сидения в ЦИК!» 29
Большевики решительно рвали с социалистической демократией — они не
намерены были делить власть. Матвей Коган-Бернштейн шел не в ногу со своей
партией, но он не был и с большевиками. Он искал свой путь — путь
компромисса на благо революции. Штрих, характеризующий Коган-
Бернштейна,— его отношение к товарищам, с которыми еще вчера шли вместе:
в середине июня он писал жене: «Ты и представить себе не можешь, где я пишу:
в Кремле, в галерее Александра II-го, на перилах... По дороге встретил лицом к
лицу на тротуаре Ленина. Он скосил на меня глаза и сжал губы. Старенькое
пальтецо и потертая шляпа. Совершенно один идет, без всякой охраны. Впереди
и сзади на несколько десят. шагов — никого. Поверишь ли, у меня сжалось
сердце. Представь себе, если бы это был не я, а кто-нибудь другой, ведь в
Кремль и „обозревателей"
175
пускают. Мое глубокое убеждение, что он — величайший русский
революционер и, может, единственный человек в России, с ясным умом и
твердым характером идущий навстречу гибели всего» 30. А в конце июня он
признается мимоходом: «... если Михаил Романов или ему подобный выступит,
я скорее решительно пойду с большевиками, чем пассивно [ буду] выжидать
хода событий» 31. Нет, не удавалась ему роль наблюдателя!
Поиск своего пути привел Коган-Бернштейна в комучевскую Самару. Посе-
щение профсоюзов и Совета рабочих депутатов убедили его: и по ту сторону
фронта гражданской войны не было спасения для революции. Позже, сделав для
себя некоторые выводы, 2 сентября он опубликовал статью «Учредительное» в
самарской газете социал-демократов-интернационалистов «Свободное слово». В
этой статье в свойственной ему хлесткой манере Коган-Бернштейн писал: «...
„Освобожденные" от большевиков земли начинают созревать для диктатуры,
заговора, корниловщины, скоропадщины, иноземного пленения...
Гешефтмахеры коалиции и матадоры социал-предательства, расправив свои
крылья, распоясались вовсю. Господа Аргуновы, Павловы, Авксентьевы и
прочие и близкие и далекие отщепенцы социализма хоронят Учредительное
собрание, расшаркиваются перед разного рода калифами на час, предают тру-
дящиеся массы, отдаваясь в привычный плен к буржуазной коалиции под
маской „общенациональной власти"; губят Россию, не заставляя союзников
объявить народу во всеуслышанье, с чем и зачем идет англо-франко-японо-
американское вмешательство» 32. За эту статью Коган-Бернштейн был отстранен
от участия в работе ЦК ПСР 33. Однако к подобным выводам он пришел еще
раньше. Уже 21 августа Матвей Львович пророчествует из Самары: «Каштаны
из огня, по-видимому, таскаются для черных (сторонников диктатуры. — С. М.)
и в тот момент, когда будет праздноваться победа (если будет), придет некто в
черном и даст увесистого пинка ногой» 34,— предсказав события, которые
произойдут спустя два месяца с небольшим, когда социалисты «получат пинка»
от Колчака. В этом последнем письме домой Матвей Коган-Бернштейн написал:
«Я никогда и ни за что не допущу, чтобы мое имя, имя социалиста, могло быть
примешано к чему-либо, что социализму противоречит... Где я буду, куда поеду,
не знаю. Принципиально не буду брать никаких назначений, чтоб рук не марать,
буду идти своей дорогой...» 35.
Его дорога лежала на восток — в начале сентября 1918 г. в Уфе открылось
Государственное совещание — совещание представителей многочисленных
антибольшевистских российских правительств, партий, организаций, на
котором разгорелась борьба сторонников демократии и диктатуры. Правое
крыло совещания представляли делегация Временного Сибирского
правительства, кадеты, меньшевистская группа «Единство», делегаты от
казачеств — они выступали за диктатуру. Левые — Комуч, эсеры, меньшевики,
Съезд городов и земств — требовали создания демократического
правительства, ответственного перед Учредительным собранием. 23 сентября
было создано компромиссное «Временное Всероссийское правительство»
(Уфимская директория) из пяти человек. Но времена демократии к осени 1918-
го миновали, директория стала первым шагом на пути к диктатуре.
Коган-Бернштейн, приехавший на Государственное совещание формально
от Комуча, придерживался избранной им роли независимого социалиста. На
совещании он даже сел не с эсерами, а в стороне, левее мусульманских
представителей, сидевших слева от социалистов-революционеров. Слова на
совещании ему не дали. Он письменно сложил с себя полномочия члена
Совещания и уехал, не желая санкционировать уступки со стороны фракции
эсеров 36. Невеселые свои мысли он набросал в подготовленной уже 17 сентября
статье — вероятно, последней — «Русский термидор (с Уфимского
государственного совещания)». «Он уже наступил, русский термидор, он уже в
полном расцвете... Мы, граждане страны „неограниченных возможностей",
позволяем себе роскошь одновременного сосуществования и русского
робеспьеризма и русского термидора...» 37,— с горькой
176
иронией писал Коган-Бернштейн. Но виноватых Матвей Львович видел не
только в российских робеспьерианцах-большевиках и российских
термидорианцах-сторонниках военной диктатуры: он писал о вине демократов,
социалистов-революционеров, которые «оказались вольно или невольно
впряженными в победную колесницу директории и диктатуру» 38, и даже самые
решительные демократы оказались бессильны перед реакцией, ибо «одной
цепью совместного с нею участия в гражданской войне скованы они, и этого
предела им не перейти, когда реакция предъявит свои векселя к оплате» 39.
Две недели спустя автор статьи был расстрелян при переходе фронта под
Сызранью по приговору военно-полевого суда как правый эсер и член Уч-
редительного собрания. Есть сведения, что на допросе, предшествующем
расстрелу, он заявил, что принимает на себя ответственность за действия партии
социалистов-революционеров, совершенные до настоящего момента 40. Он
опять шел своим собственным путем — не на восток и не за границу, как
большинство руководителей социалистов, осознавших, что настали времена
столкновения двух диктатур — красной и белой, а демократия удаляется со
сцены. Коган-Бернштейн шел на запад — в Советскую Россию. Напомним:
«если Михаил Романов или ему подобный выступит, я скорее решительно пойду
с большевиками, чем пассивно [буду] выжидать хода событий». Социалист, он
верил: термидор страшнее нового Робеспьера. Трудно сказать, как бы могла
повлиять эта личность на дальнейшие события в России,— история не признает
сослагательного наклонения. Ясно, что мудрость единиц и идейная оппозиция
уже не могли остановить катка большевизма, как не могли они остановить
гражданской войны. Свидетельство тому — судьба группы «Народ».
Большевики ясно дали понять, что не потерпят ни оппозиции, ни инакомыслия.
В конце гражданской войны имя Коган-Бернштейна пригодилось не только
его сторонникам. В 1920 г. МПСР подготовило сборник памяти М. Л. Когана-
Бернштейна. За разрешением на его печатание вдова Коган-Бернштейна,
активная участница МПСР, обратилась в Совнарком. В архиве сохранилось
письмо управляющего делами Совнаркома В. Бонч-Бруевича Л. Каменеву от 27
сентября 1920 г., в котором он, излагая эту просьбу, между прочим писал о
Коган-Бернштейне: «Матвей Львович Коган-Бернштейн, разочаровавшись в
деятельности своих бывших товарищей левых (ошибка: правых.— С. М.) эсеров,
переходил к нам с желанием работать вместе с Рабоче-Крестьянским
правительством, что и было вполне доказано после, и его расстрел является
печальной ошибкой военно-полевого суда... Я докладывал по поводу этих
рукописей сборника статей В. И. Ленину, и он просил меня переслать эти
рукописи Вам для просмотра и, если Вы найдете нужным и возможным, то
возбудить ходатайство перед Государственным издательством об их издании...» 41. Такая версия смерти Коган-Бернштейна устраивала большевистское
руководство, и Каменев наложил на письма резолюцию: «Ходатайство о
печатании поддержать». Сборник вышел в 1922 г., став одним из последних
изданий МПСР. Еще заманчивее было бы объявить Коган-Бернштейна жертвой
его бывших соратников. Вероятно, этим объясняется появление сомнительной
версии смерти его в конце 1922 г.: К. Буревой упоминал в своей книге «Распад»
о статье некоего эсера А. К., в которой тот уверял, что Матвей Львович был
убит не большевиками, а офицерами Народной Армии. А. К. заявлял, что был
попутчиком Коган-Бернштейна до Белебея, где их арестовали офицеры
Народной Армии; ему удалось бежать, а Матвей Львович был расстрелян. Но
уже тогда, в 1922 г., Буревому эта версия представлялась сомнительной, хотя он
знал А. К. лично и хорошо о нем отзывался 42.
Выстрел под Сызранью осенью 1918 г. изменил жизнь 19-летней вдовы
Коган-Бернштейна, студентки естественного факультета Петроградского
университета. Когда-то, целую вечность и всего лишь год назад, влюбленный
мечтатель написал ей: «Фаня, я люблю вещи и идеи и прошлое человечества...
Неужели у тебя не вспыхивает радостно взор при мысли-мечте о будущем
человеке?» 43,— удивляясь ее равнодушию к истории и политике. В 1920 г. она
поступила на факультет
177
общественных наук Московского университета и всю жизнь посвятила истории,
защитив кандидатскую и докторскую диссертации по истории гуманизма и
свободомыслия в Западной Европе 44. Как это похоже на Коган-Бернштейна:
говорить о мире в эпоху гражданской войны — думать о гуманизме в эпоху
тоталитарной ночи. В 1925 г. она вновь вышла замуж за ученого Павла
Соломоновича Юшкевича. Фаина Абрамовна Коган-Бернштейн умерла в июне
1976 г. Она всю жизнь бережно хранила бумаги и документы первого мужа: не
уничтожила их ни в страшные 30-е годы, когда лишилась работы, а
причастность к оппозиционеру, хранение его работ и «контрреволюционных»
изданий могли стоить жизни; не потеряла в годы Отечественной войны — во
время эвакуации в Киров; сберегла в конце 40-х — начале 50-х гг., когда в
разгар кампании «борьбы с космополитизмом» вынуждена была оставить
профессорскую должность в МГУ и уехать из Москвы. Фаина Абрамовна
сберегла документы и фотографии Матвея Коган-Бернштейна и его родителей,
его статьи и письма. Сегодня они хранятся среди бумаг профессора Ф. А. Коган-
Бернштейн, которые А. П. Юшкевич — сын ее мужа — принес в Архив АН
СССР после смерти Фаины Абрамовны. Листая страницы этих документов, мы
понимаем, что вдова Коган-Бернштейна сохранила для нас не только память о
близком ей человеке, но и очень значимую страничку из истории нашего вечно
воюющего отечества, на которой рукой ее мужа было начертано: война внутри
демократии прокладывает дорогу диктаторам, знамя гражданской войны не
наше знамя.
Примечания
1 Л. М. Две казни. Памяти Л. М. и М. Л. Коган-Бернштейн (1889—1918) // Дело народа. М.,
1919. 21 марта. 2 Кто виноват? // Известия ВЦИК. 1919. 22 марта. 3 Волков Н. Народовольческая пропаганда среди московских рабочих в 1881 г. // Былое. 1906.
Кн. 2. С. 178; Якутская трагедия. М., 1925. С. 67. 4Тан-Богораз В. Г. Автобиография // Деятели СССР и революционного движения России:
Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С. 234. 5 Якутская трагедия. С. 101. 6 К р о т о в М. А. Якутская ссылка 70—80-х гг. М., 1925. С. 191. 7Он вернулся чуть раньше,
так как в ссылке отбывал воинскую повинность. 8См.: Якутская трагедия; Кротов М. А. Указ, соч.;
Минор И. Якутская драма 22 марта 1989 г. // Былое. 1906. Т. 9. С. 129—157; Розеноер С. Ледяная
тюрьма (Якутская ссылка). М., 1934. С. 34—41 и др. 9 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 110, л. 7. 10 К р о т о в М. А. Указ. соч. С. 192. 11 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 53, л. 1. 12 Бердников Г. В., К у р с а н о в а А. В., Поливанов А. С., Стрыгина А. И. Воронежские
большевики в трех революциях (1905—1917). Воронеж, 1985. С. 77. 13 Л а в ы г и н М. Б. 1917 год в Воронежской губернии (Хроника). Воронеж, 1928. С. 60, 66,
83, 89, 97, 99, 109. 14 За власть Советов: Сб. воспоминаний участников революционных событий в Воронежской
губернии в 1917—1918 гг. Воронеж, 1957. С. 50. 15 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 67, л. 32. 163наменский О.Н. Всероссийское Учредительное собрание. История созыва и политического
крушения. М., 1976. С. 338. 17 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 118, л. 1. 18 Там же, д. 114, л. 2 (с. 63—64). 19 О группе «Народ» см.: Чемерисский И. А. Эсеровская группа «Народ» и ее распад (1919—
1923 гг.) // Банкротство мелкобуржуазных партий в России. 1917—1922 гг.: Сб. научи, трудов. Ч.
II. М., 1977. С. 77—86; Ш е с т а к Ю. И. Большевики и эсеровская группа «Народ» (О
взаимоотношениях РКП(б) с меньшинством партии социалистов-революционеров) // Вопросы
истории КПСС. 1978. № 8. С. 95—105; Петров М. Н. В. И. Ленин об отношении РКП(б) к партиям
мелкобуржуазной демократии // Учение Ленина — незыблемая основа революционно-
преобразующей деятельности КПСС / Уч. зап. кафедры обществ, наук вузов Ленинграда. История
КПСС. Вып. XIX. Л., 1980. С. 48—60; е г о ж е Возникновение и распад меньшинства партии
эсеров // Вопросы истории. 1979. № 7. С. 49—60; его же. Политика большевиков по отношению к
меньшинству партии эсеров в городских Советах 1919—1922 гг (борьба за средние городские
слои в Октябрьской революции и гражданской войне) // Межвузов, сб научи, трудов. М., 1984. С.
104—171; Гусев К. В., Е р и ц я н X. А. От соглашательства к контрреволюции (Очерки истории
политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров). М, 1968. С. 297—303
и др.
178
20 Буревой К. Распад. 1918—1922. М., 1923. С. 59. 21 П е т р о в М. Н. В. И. Ленин об отношении... С. 55.
22 Буревой К. Указ, соч., С. 73—83. 23 П е т р о в М. Н. Возникновение и распад... С. 55. 24 VII Всероссийский съезд Советов РКК и КД: Стеногр. отчет. М., 1920. С. 21, 68—71; VIII
Всероссийский съезд Советов РКК и КД: Стеногр. отчет. М., 1921. С. 49—52.
25 Цит. по: Буревой К. Указ. соч. С. 117—118.
26 Там же. С. 119. 27 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 85, л. 43. 28 Там же, л. 41. 29 Там же, л. 44. 30 Там же, л. 41. 31 Там же, л. 51. 32 Цит. по: П оп о в Ф. Г. 1918 год в Самарской губернии: Хроника событий. Куйбышев, 1972.
С. 204—205. 33 Буревой К. Указ. соч. С. 47.
34 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 124, л. 107. 35 Там же. 36 У т г о ф В. Л. Уфимское государственное совещание 1918 г. (Из воспоминании участника) //
Былое. 1921. № 6. С. 31. 37 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 115, л. 1. 38 Там же. 39 Там же, л. 3. 40 Буревой К. Указ. соч. С. 49.
41 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 122, л. 1—2. 42 Буревой К. Указ. соч. С. 50—51. 43 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 67, л. 32. 44 См.: Средние века. 1977. Вып. 41. С. 424; Советские архивы. 1976. № 6. С. 118.
Библиографию работ Ф. А. Коган-Бернштейн см.: Средние века. 1981. Вып. 44. С. 394—396.
179© 1994 г. С. Ю. М А Л Ы Ш Е В А*
ДВЕ КАЗНИ. СУДЬБА М. Л. КОГАН-БЕРНШТЕЙНА
Сегодня после долгого забвения к нам возвращаются имена видных
политических деятелей, руководителей российских политических партий. В
ряду этих незаурядных личностей на политическом небосклоне России эпохи
революций — и имя Матвея Львовича Коган-Бернштейна, гибкого политика,
первым в начале 1918 г. заговорившего о необходимости тактического
изменения политики российских демократов по отношению к партии
большевиков и советской власти.
Судьба отпустила ему 32 года, вместивших так много: учебу в Гейдельберг-
ском университете и российские тюрьмы, докторскую диссертацию и
партийную журналистику, работу в ЦК партии правых эсеров и солдатскую
службу, избрание в Учредительное собрание, вскоре разогнанное, и ВЦИК
Советов, из которого он был изгнан, скитание по станам гражданской войны,
трогательную любовь, мечты о «царстве добра» и смертельный выстрел в
деревушке под Сызранью.

• Малышева Светлана Юрьевна, кандидат исторических наук, преподаватель

Казанского университета.
170
... В марте 1919 г. в социалистических и коммунистических газетах России
появились сообщения, посвященные гибели Матвея Коган-Бернштейна, аресто-
ванного большевиками в конце сентября 1918 г. в прифронтовой деревне
Черный Затон, у Сызрани, и расстрелянного по приговору военно-полевого
суда. Смерть его — сына известных народовольцев — стала поводом для спора
партийных газет. 21 марта орган Московского бюро ЦК партии социалистов-
революционеров «Дело народа» опубликовал статью «Две казни» — памяти М.
Л. Коган-Бернштейна и его отца, в которой отмечал символичность в схожести
судеб этих революционеров двух поколений: «К петле царской военно-судной
комиссии для отца присоединилась пуля военно-полевого суда „рабоче-
крестьянского правительства" для сына» 1. На следующий день «Известия
ВЦИК» опубликовали возмущенный ответ «Кто виноват?» на статью в
эсеровской газете: «... ничего общего между двумя этими казнями нет. Отец был
казнен царскими генералами за преданность интересам трудящихся масс. Сын
был расстрелян представителями трудящихся масс за свой союз с царскими
генералами... Мы жалеем молодого Коган-Бернштейна. Он производил
впечатление честного, но ограниченного человека. Вероятно, он в глубине души
был предан народным интересам. Но зловещее влияние белогвардейских
заправил правоэсеровской партии... толкнуло его на путь измены заветам своего
отца...» 2. На Матвея Коган-Бернштейна легло обвинение в предательстве дела
отца.
Фамилия Коган-Бернштейн действительно была хорошо известна демок-
ратической революционной России двух поколений — «Народной воли» и
периода русских революций. Еще в 1930 г. она трижды упоминалась на
страницах Малой Советской Энциклопедии: отцу, матери и сыну были посвя-
щены три статьи. В 1938 г. в Большой Советской Энциклопедии нашлось место
только для отца. В последующих изданиях фамилия Коган-Бернштейн более не
появлялась.
8 февраля 1881 г., в Петербургском университете, студенты-народовольцы
сорвали выступление министра народного просвещения Сабурова. 19-летний
Лев Коган-Бернштейн, входивший в рабочую группу «Народной воли» и в
центральный студенческий кружок, организованный Исполнительным
комитетом «Народной воли»3, потребовал восстановления университетского
Устава 1864 г., а его друг Паппий Подбельский дал пощечину министру. Позже
современник назовет этот день «вступлением в трагедию 1 марта 1881 года» 4:
убийство Александра II 1 марта 1881 г. народовольцами стало началом разгрома
этой организации. Кстати, по свидетельству одного из товарищей Льва Коган-
Бернштейна, Желябов намеревался поручить Коган-Бернштейну роль одного из
метальщиков бомб в деле 1 марта и тот согласился, но на последних этапах
подготовки террористического акта Исполнительный комитет «Народной воли»
по тактическим соображениям заменил его Рысаковым: Исполком опасался
обвинений в национальной окраске готовящегося покушения5. Некоторое время
после 8 февраля 1881 г. Коган-Бернштейн скрывался на конспиративной
квартире Геси Гельфман, потом жил в Саратове, затем в Москве, где и был
арестован в апреле 1881 г. за расклейку прокламаций. 12 мая 1882 г. он был
административно выслан в Якутскую область на 5 лет. Это была его первая
ссылка 6. Из ссылки в 1885 г.7 Лев Коган-Бернштейн вернулся с женой —
Саррой (Натальей) Осиповной (урожденной Барановой). Они поселились в
Дерпте, где Лев Матвеевич намеревался сдать выпускные экзамены при
университете. Здесь, в Дерпте, 3 августа 1886 г. и родился их сын Матвей. Но
уже через два года Наталья Осиповна и Лев Матвеевич были арестованы по делу
таганрогской подпольной народовольческой типографии и сосланы на восемь
лет в Якутскую область.
22 марта 1889 г. в Якутске разыгрались кровавые события, получившие боль-
шой резонанс в России. Речь идет о так называемой «якутской бойне», или
«Монастыревской истории» 8. 22 марта 1889 г. политические ссыльные в
Якутске организовали вооруженное сопротивление в ответ на распоряжение
администрации о новом, ускоренном порядке высылки их в Колымск и
Верхоянск.
171
Трагедия разыгралась в доме Монастырева на квартире Ноткина, где собрались
ссыльные. В конфликте с солдатами и полицией из 34 «монастырцев» было
убито 6 и ранено 8 человек. Л. М. Коган-Бернштейн в результате тяжелого
ранения не мог ходить. На материалах по «Якутскому делу» Александр III
наложил резолюцию: «Наказать примерно». Трое участников якутского протеста
— Н. Л. Зотов, А. С. Гаусман и Л. М. Коган-Бернштейн — были приговорены
военно-судной комиссией к смертной казни. Коган-Бернштейн, парализованный,
был вынесен к месту казни на кровати и повешен. За день до казни, 6 августа
1889 г., в одном из трех написанных им писем — в письме-завещании
трехлетнему сыну Матвею — он написал: «... Да благословит тебя Бог, да не
покинет тебя всю жизнь твоя вера живая в царство правды, свободы, добра» 9.
Для жены Льва Когана-Бернштейна эта ссылка тоже была второй. 17-летней
девушкой она ушла из дома. Учась на фельдшерских и акушерских курсах в
Симферополе и Киеве, Наталья Осиповна работала в народовольческих
организациях. В 1882 г. за революционную деятельность она была сослана в
Томск. За участие же в якутском протесте 1889 г. она была приговорена к 15
годам каторги. До середины 1890 г. она отбывала каторгу в Вилюйской катор-
жной тюрьме, а затем по высочайшему повелению была переведена на посе-
ление в Верхоянск, а с мая 1893 г.— в Красноярск 10. В Красноярске в 1898 г.
Наталья Осиповна встретилась с приехавшим из Шушенского Лениным (об этом
факте нет упоминаний ни в литературе, ни в Биохронике Ленина). И тогда, и
позже — в эмиграции, встречаясь с Лениным на Капри, в Женеве, в других
уголках Европы, ее всегда удивляла какая-то особая бережность Ленина по
отношению к ней. Наталья Осиповна считала, что судьба ее мужа напоминала
Ленину судьбу его старшего брата-народовольца 11. Все годы жизни в Сибири с
ней был сын. Вернувшись в Россию после долгих лет ссылки и эмиграции,
Наталья Коган-Бернштейн поселилась в Воронеже. И она, и ее сын, приехавший
в Воронеж в 1915г.12, состояли членами партии социалистов-революционеров.
Матвей Коган-Бернштейн по «доброй» традиции российских интеллигентов
отдал дань отечественным тюрьмам. В 1917 г. Матвей Львович возглавлял воро-
нежскую организацию партии эсеров, будучи председателем губкома партии, в
состав которого входила и его мать. Он был достаточно видной фигурой в руко-
водстве Воронежской губернии: председателем Воронежского Совета РСКрД;
председательствовал на губернском крестьянском съезде в июне 1917 г. В дни
корниловского мятежа, получив телеграмму Керенского об измене и
предательстве Корнилова, Президиум Совета 28 августа образовал
«Революционный распорядительный комитет» («Комитет пяти») под
председательством Коган-Бернштейна для руководства защитой законной
власти в губернии. А 8 сентября на заседании Городской думы М. Л. Коган-
Бернштейн был избран одним из двух делегатов от Воронежа на
Демократическое совещание в Петрограде 13.
Октябрьский переворот Коган-Бернштейн встретил с возмущением, видя в
нем опасность для демократического развития страны. 27 октября (8 ноября)
1917 г. в Воронежском Доме народных организаций, открывая общее собрание
Воронежского Совета, Матвей Львович сказал: «Товарищи и граждане! Впервые
прибегаю к слову „граждане" на заседании Совета, так как не могу назвать
товарищами тех, кто арестовывает министров-социалистов, насилует женщин и
открывает дорогу контрреволюции» 14.
К 1917 г. в жизни Матвея Коган-Бернштейна произошло событие, которое
повлияло не только на его личную судьбу, но и на посмертную память о нем. В
1915 г., приехав в родительский дом в Воронеже, он был очарован юной Фанни
Аронгауз, своей названной сестрой: в начале мировой войны с группой детей-
беженцев из Дерпта 15-летняя Фаина приехала в Воронеж, и Наталья Осиповна
приняла девочку под свою опеку, стала ей приемной матерью. С октября 1916 г.
на имя «мадемуазель Аронгауз» из разных мест страны слал письма
влюбленный рядовой 5-й роты 190-го пехотного запасного полка Матвей Коган-
Бернштейн.
172
Год спустя непреклонная красавица ответила взаимностью. 7( 19) ноября 1917
г. перед отъездом из Воронежа в столицу счастливый Коган-Бернштейн записал
в девичьем дневнике Фанни: «Фаня, ты моя утренняя молитва. Фаня, ты моя
последняя надежда. Фаня, я сделал тебе только один подарок, но такой,
которого назад не берут: мою жизнь» 15.
1918 год был последним в жизни Матвея Коган-Бернштейна. Член ЦК
партии правых эсеров, он был избран членом Учредительного собрания от
Воронежской губернии и членом ВЦИК Советов, став, таким образом,
депутатом двух парламентов, двух народных представительств. Из 715
делегатов, избранных в российский парламент — Учредительное собрание — к
началу его заседания 5( 18) января 1918 г. у комиссара Всевыборы М. С.
Урицкого зарегистрировалось 463 человека 16.
4( 17) января Коган-Бернштейн получил временное удостоверение члена Уч-
редительного собрания за № 211 17. Его обуревали тяжелые предчувствия, нака-
нуне открытия Учредительного собрания он написал молодой жене письмо, в
котором на всякий случай попрощался с ней.
Разгон большевиками 6(18) января 1918 г. Учредительного собрания, с кото-
рым связывали столько надежд на демократическое развитие страны, был
сокрушительным ударом по юному российскому парламентаризму; он подтол-
кнул страну к гражданской войне, пропахав глубокую борозду между боль-
шевиками и демократической, социалистической Россией: последняя вскоре
встала в оппозицию новой власти. Партия правых эсеров в мае 1918 г. решила
перенести свою деятельность за Волгу, и начать там собирание общероссийско-
го правительства, восстановление Учредительного Собрания. В июне 1918 г. с
помощью чехословацких легионеров в Самаре пришел к власти Комитет членов
Учредительного собрания — одно из первых антибольшевистских правительств
на пестрой карте российской гражданской войны. К сентябрю 1918 г., когда
«территория Учредительного собрания» охватывала несколько приволжских
губерний, в Комуче состояло около сотни членов Учредительного собрания.
Но Матвея Львовича Коган-Бернштейна не было в их числе. Разгон Уч-
редительного собрания знаменовал для него начало его собственного пути,
который он выбрал и которым шел до дня своей смерти. 20 января (1 февраля)
1918 г. во втором номере журнала «Партийные известия» — издания ЦК партии
правых эсеров, которое Коган-Бернштейн редактировал совместно с В. М.
Зензиновым и Б. О. Фликкелем, он опубликовал статью «Наши расхождения (по
поводу 4-го съезда партии с.-р.)». В ней Коган-Бернштейн заявил: «... в полном
сознании того, что основная доля ответственности за гражданскую войну
внутри демократии, за срыв демократической революции и выращивание
контрреволюции под флагом революции социалистической в настоящий момент
лежит на большевистской власти, мы, левые члены партии, не устанем
повторять, что будущее возрождение партии как руководительницы масс и
сохранение ее революционно-социалистического характера возможно лишь при
твердом и бесповоротном отказе поднять бросаемую большевиками перчатку
гражданской войны... тактическая задача левых внутри партии ограничить ее
идейной борьбой против большевистского максимализма, заставить избегнуть
нового обескровления трудящихся классов и на путях мирного изживания
большевизма спасти, что еще можно, из завоеваний русской революции» 18.
Его мало кто поддержал в те дни — лишь члены ЦК В. А. Чайкин и Н. И.
Ракитников. Гражданская война в России начиналась как война внутри демок-
ратии, и, когда коммунисты и социалисты укрепились по разные стороны
баррикад и приготовились к решающему бою, когда взаимные обвинения в
контрреволюционности уже приобретали вкус крови, как странен и нелеп
казался этот одинокий голос: «знамя гражданской войны — не наше знамя»,
предупреждавший, что война внутри демократии прокладывает дорогу
диктаторам. Год спустя социалистическая демократия, раздавленная между двух
диктатур —
173
большевистской и колчаковской, демократия, практически сошедшая с
политической сцены (объявленная вне закона в Советской России и разогнанная
в Сибири) — вспомнит своих пророков. Группа правых эсеров в России встанет
на путь сотрудничества с большевиками, признав главной опасностью на тот
момент диктатуру белую. Группа эта, называвшаяся сначала «Уфимской
делегацией», затем группой «Народ», оформилась в октябре 1919 г. в
«Меньшинство партии социалистов-революционеров» (МПСР) 19. Еще 5 декабря
1918 г. в Уфе состоялось объединенное собрание представителей ЦК партии
правых эсеров, съезда членов Учредительного собрания. Было решено
прекратить вооруженную борьбу с большевиками и направить все силы на
борьбу с «буржуазной реакцией» 20. После занятия Красной Армией Уфы
оставшиеся в городе члены ЦК партии эсеров К. С. Буревой, Н. И. Ракитников,
видные деятели партии Н. В. Святицкий, Н. А. Шмелев, В. К. Вольский, Б. Н.
Черненков обратились в Уфимский ВРК с предложением о переговорах.
Переговоры проходили 10—19 января 1919 г. в Уфе. 26 февраля 1919 г.
постановлением ВЦИК была легализована часть партии правых эсеров,
поддержавшая позиции Уфимской делегации 21. Позиция уфимской делегации
послужила причиной конфликта с руководством партии правых эсеров. На IX
Совете партии 16 июня 1919 г. Ракитников и Буревой сложили с себя
полномочия членов ЦК. После Совета партии на собрании уфимской делегации
и московской группы Смирнова и Либермана было принято «Обращение к
партии», подписанное К. Буревым, В. Вольским, И. Дашевским, Л. Либерманом,
Н. Ракитниковым, Н. Святицким, Н. Смирновым и Б. Черненковым. Обращение
это, содержавшее принципиальную позицию группы ( идейная борьба с
большевиками, организация демократии, перевыборы Советов на основе
свободы агитации всех социалистических партий и отказа от партийной
диктатуры),— было напечатано в первом номере московской газеты «Народ»,
которая и дала название этой группе 22. Группа отказалась выполнить решение
ЦК ПСР о ее роспуске и 30 октября объявила о выходе из партии, образовании
«Меньшинства партии социалистов-революционеров» и избрании его
Центрального бюро ( ЦБ)23.
Группа, призвав к прекращению войны внутри демократии, все же сохраняла
определенную независимость суждений в своих изданиях, являясь идейной
оппозицией большевикам. Ее представители выступили на VII и VIII Все-
российских съездах Советов РККД в декабре 1919-го и декабре 1920 г. В
выступлениях Вольского и Буревого говорилось о необходимости привлечения
к советской власти всей демократии, пересмотра функций ЧК, пересмотра
положений Конституции (ввод положений о всеобщем избирательном праве,
праве слова для трудящихся, праве свободы печати, собраний, гарантий от
несудебных расправ для трудящихся, предоставления свободы действий тем
социальным и политическим партиям, которые не ведут борьбу против
советской власти)24. После окончания гражданской войны и по мере укрепления
партии большевиков у руля страны независимость суждений группы все
меньше устраивала власти. Группа подвергалась нападкам и справа, и слева.
Отношение к ней характеризует ехидная реплика, брошенная из зала на VIII
съезде Советов выходящему на трибуну Вольскому: «т. Вольский, как поживает
Колчак?» Негативное отношение к группе усиливалось после Кронштадтского
восстания и по мере подготовки к процессу над правыми эсерами. После
Кронштадта был распущен отряд МПСР на фронте. Роковую и странную роль
сыграло в окончательном распаде МПСР создание так называемого
«Политического центра» и такая личность, как М. А. Гинзбург. Во время
Кронштадтского восстания по его инициативе был создан «Политцентр» как
якобы будущее правительство, в который вошли два члена ЦБ МПСР, в том
числе Вольский. Политцентр никакой роли в событиях не сыграл, лишь
растратил партийные деньги. Члены ЦБ, не замешанные в этой авантюре,
предложили исключить Вольского из МПСР и продолжить партийное следствие
по делу «Политцентра». Большинство МПСР отклонило их предложение. Тогда
часть МПСР заявила о выходе из организации и издала 16 февраля 1922 г.
174
«Обращение о самороспуске». «Диктатура РКП,— писали участники
„меньшинства МПСР",— исключала всякую возможность осуществления задач
МПСР. Репрессии и преследования МПСР на местах и в центре ... внутри
организации развились авантюристические настроения...» 25 Подписали обра-
щение Фанни Коган-Бернштейн, В. П. Семенов, О. Затейщиков, Л. Декатова, Н.
Смирнов и К. Буревой. Через месяц, в марте 1922 г., ГПУ раскрыло
«Политцентр», изъяв в ходе обысков и арестов в том числе материал партийного
следствия. История создания «Политцентра» весьма подозрительна, особенно
учитывая, что идея провокаторства витала среди членов МПСР задолго до
Кронштадтского восстания. Гинзбург распространял в отряде МПСР на фронте
слухи, что Затейщиков, Буревой и Смирнов — сотрудники ВЧК. Между тем
непонятна роль в событиях самого Гинзбурга, бывшего инициатором
организации «Политцентра»,— единственного из видных деятелей МПСР,
избежавшего ареста 26 В результате всех этих событий к началу 1923 г. группа
прекратила свое существование.
Но пророчества Коган-Бернштейна о гибельности войны внутри демократии
вспомнятся только через год, когда их автора уже не будет в живых. В 1918 г.
Матвею Коган-Бернштейну еще предстояло девять месяцев, чтобы предсказать
события и с горечью убедиться в своей правоте.
Коган-Бернштейн остался в Петрограде как член ВЦИКа: правые эсеры все
еще состояли его членами. Уже было ясно, что вслед за разгоном Учредитель-
ного собрания и созданием антибольшевистского Комитета членов Уч-
редительного собрания за Волгой последует вывод эсеров из ВЦИКа. Это не
угнетало 32-летнего политика: ему нужна была свобода рук, чтобы разобраться
в происходящем, определить свое место. 13 июня 1918 г. Коган-Бернштейн
пишет жене в Воронеж: «Завтра опять очередной бенефис: на повестке вновь
вопрос об исключении противосоветских партий ( из ВЦИКа.— С. М.). Высту-
пать, конечно, придется мне. Кроме того, поговаривают, что одновременно с
исключением — или вскорости после него будет сделано распоряжение об аре-
сте Ц. комитетов таковых партий...» 27. Днем позже он признается в очередном
письме: «Наше исключение я встречу с чувством душевного облегчения. Ты
знаешь, в каких я тенетах на фоне общей неразберихи, как жажду получить
возможность осознать и осмыслить происходящее, вырвавшись из гущи со-
бытий, отойдя на время в сторону, став хоть на месяцы зрителем из участника
трагедии...» 28. В тот же день такая возможность ему была предоставлена: 14
июня постановлением ВЦИКа правые эсеры и меньшевики были выведены из
состава ВЦИКа и местных Советов. 16 июня в письме к жене и матери Матвей
Львович описывал ход заседания: «... член чрезвычайной комиссии борьбы и т.
д. Лацис (Фаня его помнит), пристально глядя в нашу сторону, позвал солдат и
прогулялся ко всем выходам — очевидно, отдать распоряжение о невыпуске
определенных лиц. С таким веселым ожиданием пришлось выступать (от
фракции эсеров.— С. М.). Говорил я без особого подъема, но достаточно
„контрреволюционно". Перебивали не слишком бурно, просто потому, что
знали, что это наша „лебединая песня"... Чувствую себя пару дней ( со вчераш-
него) в блаженном состоянии — избавился от сидения в ЦИК!» 29
Большевики решительно рвали с социалистической демократией — они не
намерены были делить власть. Матвей Коган-Бернштейн шел не в ногу со своей
партией, но он не был и с большевиками. Он искал свой путь — путь
компромисса на благо революции. Штрих, характеризующий Коган-
Бернштейна,— его отношение к товарищам, с которыми еще вчера шли вместе:
в середине июня он писал жене: «Ты и представить себе не можешь, где я пишу:
в Кремле, в галерее Александра II-го, на перилах... По дороге встретил лицом к
лицу на тротуаре Ленина. Он скосил на меня глаза и сжал губы. Старенькое
пальтецо и потертая шляпа. Совершенно один идет, без всякой охраны. Впереди
и сзади на несколько десят. шагов — никого. Поверишь ли, у меня сжалось
сердце. Представь себе, если бы это был не я, а кто-нибудь другой, ведь в
Кремль и „обозревателей"
175
пускают. Мое глубокое убеждение, что он — величайший русский
революционер и, может, единственный человек в России, с ясным умом и
твердым характером идущий навстречу гибели всего» 30. А в конце июня он
признается мимоходом: «... если Михаил Романов или ему подобный выступит,
я скорее решительно пойду с большевиками, чем пассивно [ буду] выжидать
хода событий» 31. Нет, не удавалась ему роль наблюдателя!
Поиск своего пути привел Коган-Бернштейна в комучевскую Самару. Посе-
щение профсоюзов и Совета рабочих депутатов убедили его: и по ту сторону
фронта гражданской войны не было спасения для революции. Позже, сделав для
себя некоторые выводы, 2 сентября он опубликовал статью «Учредительное» в
самарской газете социал-демократов-интернационалистов «Свободное слово». В
этой статье в свойственной ему хлесткой манере Коган-Бернштейн писал: «...
„Освобожденные" от большевиков земли начинают созревать для диктатуры,
заговора, корниловщины, скоропадщины, иноземного пленения...
Гешефтмахеры коалиции и матадоры социал-предательства, расправив свои
крылья, распоясались вовсю. Господа Аргуновы, Павловы, Авксентьевы и
прочие и близкие и далекие отщепенцы социализма хоронят Учредительное
собрание, расшаркиваются перед разного рода калифами на час, предают тру-
дящиеся массы, отдаваясь в привычный плен к буржуазной коалиции под
маской „общенациональной власти"; губят Россию, не заставляя союзников
объявить народу во всеуслышанье, с чем и зачем идет англо-франко-японо-
американское вмешательство» 32. За эту статью Коган-Бернштейн был отстранен
от участия в работе ЦК ПСР 33. Однако к подобным выводам он пришел еще
раньше. Уже 21 августа Матвей Львович пророчествует из Самары: «Каштаны
из огня, по-видимому, таскаются для черных (сторонников диктатуры. — С. М.)
и в тот момент, когда будет праздноваться победа (если будет), придет некто в
черном и даст увесистого пинка ногой» 34,— предсказав события, которые
произойдут спустя два месяца с небольшим, когда социалисты «получат пинка»
от Колчака. В этом последнем письме домой Матвей Коган-Бернштейн написал:
«Я никогда и ни за что не допущу, чтобы мое имя, имя социалиста, могло быть
примешано к чему-либо, что социализму противоречит... Где я буду, куда поеду,
не знаю. Принципиально не буду брать никаких назначений, чтоб рук не марать,
буду идти своей дорогой...» 35.
Его дорога лежала на восток — в начале сентября 1918 г. в Уфе открылось
Государственное совещание — совещание представителей многочисленных
антибольшевистских российских правительств, партий, организаций, на
котором разгорелась борьба сторонников демократии и диктатуры. Правое
крыло совещания представляли делегация Временного Сибирского
правительства, кадеты, меньшевистская группа «Единство», делегаты от
казачеств — они выступали за диктатуру. Левые — Комуч, эсеры, меньшевики,
Съезд городов и земств — требовали создания демократического
правительства, ответственного перед Учредительным собранием. 23 сентября
было создано компромиссное «Временное Всероссийское правительство»
(Уфимская директория) из пяти человек. Но времена демократии к осени 1918-
го миновали, директория стала первым шагом на пути к диктатуре.
Коган-Бернштейн, приехавший на Государственное совещание формально
от Комуча, придерживался избранной им роли независимого социалиста. На
совещании он даже сел не с эсерами, а в стороне, левее мусульманских
представителей, сидевших слева от социалистов-революционеров. Слова на
совещании ему не дали. Он письменно сложил с себя полномочия члена
Совещания и уехал, не желая санкционировать уступки со стороны фракции
эсеров 36. Невеселые свои мысли он набросал в подготовленной уже 17 сентября
статье — вероятно, последней — «Русский термидор (с Уфимского
государственного совещания)». «Он уже наступил, русский термидор, он уже в
полном расцвете... Мы, граждане страны „неограниченных возможностей",
позволяем себе роскошь одновременного сосуществования и русского
робеспьеризма и русского термидора...» 37,— с горькой
176
иронией писал Коган-Бернштейн. Но виноватых Матвей Львович видел не
только в российских робеспьерианцах-большевиках и российских
термидорианцах-сторонниках военной диктатуры: он писал о вине демократов,
социалистов-революционеров, которые «оказались вольно или невольно
впряженными в победную колесницу директории и диктатуру» 38, и даже самые
решительные демократы оказались бессильны перед реакцией, ибо «одной
цепью совместного с нею участия в гражданской войне скованы они, и этого
предела им не перейти, когда реакция предъявит свои векселя к оплате» 39.
Две недели спустя автор статьи был расстрелян при переходе фронта под
Сызранью по приговору военно-полевого суда как правый эсер и член Уч-
редительного собрания. Есть сведения, что на допросе, предшествующем
расстрелу, он заявил, что принимает на себя ответственность за действия партии
социалистов-революционеров, совершенные до настоящего момента 40. Он
опять шел своим собственным путем — не на восток и не за границу, как
большинство руководителей социалистов, осознавших, что настали времена
столкновения двух диктатур — красной и белой, а демократия удаляется со
сцены. Коган-Бернштейн шел на запад — в Советскую Россию. Напомним:
«если Михаил Романов или ему подобный выступит, я скорее решительно пойду
с большевиками, чем пассивно [буду] выжидать хода событий». Социалист, он
верил: термидор страшнее нового Робеспьера. Трудно сказать, как бы могла
повлиять эта личность на дальнейшие события в России,— история не признает
сослагательного наклонения. Ясно, что мудрость единиц и идейная оппозиция
уже не могли остановить катка большевизма, как не могли они остановить
гражданской войны. Свидетельство тому — судьба группы «Народ».
Большевики ясно дали понять, что не потерпят ни оппозиции, ни инакомыслия.
В конце гражданской войны имя Коган-Бернштейна пригодилось не только
его сторонникам. В 1920 г. МПСР подготовило сборник памяти М. Л. Когана-
Бернштейна. За разрешением на его печатание вдова Коган-Бернштейна,
активная участница МПСР, обратилась в Совнарком. В архиве сохранилось
письмо управляющего делами Совнаркома В. Бонч-Бруевича Л. Каменеву от 27
сентября 1920 г., в котором он, излагая эту просьбу, между прочим писал о
Коган-Бернштейне: «Матвей Львович Коган-Бернштейн, разочаровавшись в
деятельности своих бывших товарищей левых (ошибка: правых.— С. М.) эсеров,
переходил к нам с желанием работать вместе с Рабоче-Крестьянским
правительством, что и было вполне доказано после, и его расстрел является
печальной ошибкой военно-полевого суда... Я докладывал по поводу этих
рукописей сборника статей В. И. Ленину, и он просил меня переслать эти
рукописи Вам для просмотра и, если Вы найдете нужным и возможным, то
возбудить ходатайство перед Государственным издательством об их издании...» 41. Такая версия смерти Коган-Бернштейна устраивала большевистское
руководство, и Каменев наложил на письма резолюцию: «Ходатайство о
печатании поддержать». Сборник вышел в 1922 г., став одним из последних
изданий МПСР. Еще заманчивее было бы объявить Коган-Бернштейна жертвой
его бывших соратников. Вероятно, этим объясняется появление сомнительной
версии смерти его в конце 1922 г.: К. Буревой упоминал в своей книге «Распад»
о статье некоего эсера А. К., в которой тот уверял, что Матвей Львович был
убит не большевиками, а офицерами Народной Армии. А. К. заявлял, что был
попутчиком Коган-Бернштейна до Белебея, где их арестовали офицеры
Народной Армии; ему удалось бежать, а Матвей Львович был расстрелян. Но
уже тогда, в 1922 г., Буревому эта версия представлялась сомнительной, хотя он
знал А. К. лично и хорошо о нем отзывался 42.
Выстрел под Сызранью осенью 1918 г. изменил жизнь 19-летней вдовы
Коган-Бернштейна, студентки естественного факультета Петроградского
университета. Когда-то, целую вечность и всего лишь год назад, влюбленный
мечтатель написал ей: «Фаня, я люблю вещи и идеи и прошлое человечества...
Неужели у тебя не вспыхивает радостно взор при мысли-мечте о будущем
человеке?» 43,— удивляясь ее равнодушию к истории и политике. В 1920 г. она
поступила на факультет
177
общественных наук Московского университета и всю жизнь посвятила истории,
защитив кандидатскую и докторскую диссертации по истории гуманизма и
свободомыслия в Западной Европе 44. Как это похоже на Коган-Бернштейна:
говорить о мире в эпоху гражданской войны — думать о гуманизме в эпоху
тоталитарной ночи. В 1925 г. она вновь вышла замуж за ученого Павла
Соломоновича Юшкевича. Фаина Абрамовна Коган-Бернштейн умерла в июне
1976 г. Она всю жизнь бережно хранила бумаги и документы первого мужа: не
уничтожила их ни в страшные 30-е годы, когда лишилась работы, а
причастность к оппозиционеру, хранение его работ и «контрреволюционных»
изданий могли стоить жизни; не потеряла в годы Отечественной войны — во
время эвакуации в Киров; сберегла в конце 40-х — начале 50-х гг., когда в
разгар кампании «борьбы с космополитизмом» вынуждена была оставить
профессорскую должность в МГУ и уехать из Москвы. Фаина Абрамовна
сберегла документы и фотографии Матвея Коган-Бернштейна и его родителей,
его статьи и письма. Сегодня они хранятся среди бумаг профессора Ф. А. Коган-
Бернштейн, которые А. П. Юшкевич — сын ее мужа — принес в Архив АН
СССР после смерти Фаины Абрамовны. Листая страницы этих документов, мы
понимаем, что вдова Коган-Бернштейна сохранила для нас не только память о
близком ей человеке, но и очень значимую страничку из истории нашего вечно
воюющего отечества, на которой рукой ее мужа было начертано: война внутри
демократии прокладывает дорогу диктаторам, знамя гражданской войны не
наше знамя.
Примечания
1 Л. М. Две казни. Памяти Л. М. и М. Л. Коган-Бернштейн (1889—1918) // Дело народа. М.,
1919. 21 марта. 2 Кто виноват? // Известия ВЦИК. 1919. 22 марта. 3 Волков Н. Народовольческая пропаганда среди московских рабочих в 1881 г. // Былое. 1906.
Кн. 2. С. 178; Якутская трагедия. М., 1925. С. 67. 4Тан-Богораз В. Г. Автобиография // Деятели СССР и революционного движения России:
Энциклопедический словарь Гранат. М., 1989. С. 234. 5 Якутская трагедия. С. 101. 6 К р о т о в М. А. Якутская ссылка 70—80-х гг. М., 1925. С. 191. 7Он вернулся чуть раньше,
так как в ссылке отбывал воинскую повинность. 8См.: Якутская трагедия; Кротов М. А. Указ, соч.;
Минор И. Якутская драма 22 марта 1989 г. // Былое. 1906. Т. 9. С. 129—157; Розеноер С. Ледяная
тюрьма (Якутская ссылка). М., 1934. С. 34—41 и др. 9 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 110, л. 7. 10 К р о т о в М. А. Указ. соч. С. 192. 11 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 53, л. 1. 12 Бердников Г. В., К у р с а н о в а А. В., Поливанов А. С., Стрыгина А. И. Воронежские
большевики в трех революциях (1905—1917). Воронеж, 1985. С. 77. 13 Л а в ы г и н М. Б. 1917 год в Воронежской губернии (Хроника). Воронеж, 1928. С. 60, 66,
83, 89, 97, 99, 109. 14 За власть Советов: Сб. воспоминаний участников революционных событий в Воронежской
губернии в 1917—1918 гг. Воронеж, 1957. С. 50. 15 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 67, л. 32. 163наменский О.Н. Всероссийское Учредительное собрание. История созыва и политического
крушения. М., 1976. С. 338. 17 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 118, л. 1. 18 Там же, д. 114, л. 2 (с. 63—64). 19 О группе «Народ» см.: Чемерисский И. А. Эсеровская группа «Народ» и ее распад (1919—
1923 гг.) // Банкротство мелкобуржуазных партий в России. 1917—1922 гг.: Сб. научи, трудов. Ч.
II. М., 1977. С. 77—86; Ш е с т а к Ю. И. Большевики и эсеровская группа «Народ» (О
взаимоотношениях РКП(б) с меньшинством партии социалистов-революционеров) // Вопросы
истории КПСС. 1978. № 8. С. 95—105; Петров М. Н. В. И. Ленин об отношении РКП(б) к партиям
мелкобуржуазной демократии // Учение Ленина — незыблемая основа революционно-
преобразующей деятельности КПСС / Уч. зап. кафедры обществ, наук вузов Ленинграда. История
КПСС. Вып. XIX. Л., 1980. С. 48—60; е г о ж е Возникновение и распад меньшинства партии
эсеров // Вопросы истории. 1979. № 7. С. 49—60; его же. Политика большевиков по отношению к
меньшинству партии эсеров в городских Советах 1919—1922 гг (борьба за средние городские
слои в Октябрьской революции и гражданской войне) // Межвузов, сб научи, трудов. М., 1984. С.
104—171; Гусев К. В., Е р и ц я н X. А. От соглашательства к контрреволюции (Очерки истории
политического банкротства и гибели партии социалистов-революционеров). М, 1968. С. 297—303
и др.
178
20 Буревой К. Распад. 1918—1922. М., 1923. С. 59. 21 П е т р о в М. Н. В. И. Ленин об отношении... С. 55.
22 Буревой К. Указ, соч., С. 73—83. 23 П е т р о в М. Н. Возникновение и распад... С. 55. 24 VII Всероссийский съезд Советов РКК и КД: Стеногр. отчет. М., 1920. С. 21, 68—71; VIII
Всероссийский съезд Советов РКК и КД: Стеногр. отчет. М., 1921. С. 49—52.
25 Цит. по: Буревой К. Указ. соч. С. 117—118.
26 Там же. С. 119. 27 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 85, л. 43. 28 Там же, л. 41. 29 Там же, л. 44. 30 Там же, л. 41. 31 Там же, л. 51. 32 Цит. по: П оп о в Ф. Г. 1918 год в Самарской губернии: Хроника событий. Куйбышев, 1972.
С. 204—205. 33 Буревой К. Указ. соч. С. 47.
34 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 124, л. 107. 35 Там же. 36 У т г о ф В. Л. Уфимское государственное совещание 1918 г. (Из воспоминании участника) //
Былое. 1921. № 6. С. 31. 37 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 115, л. 1. 38 Там же. 39 Там же, л. 3. 40 Буревой К. Указ. соч. С. 49.
41 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 122, л. 1—2. 42 Буревой К. Указ. соч. С. 50—51. 43 Архив РАН, ф. 1697, оп. 1, д. 67, л. 32. 44 См.: Средние века. 1977. Вып. 41. С. 424; Советские архивы. 1976. № 6. С. 118.
Библиографию работ Ф. А. Коган-Бернштейн см.: Средние века. 1981. Вып. 44. С. 394—396.

Статья опубликована на сайте "LDN - приватное собрание книг" http://ldn-knigi.lib.ru