What has been is what will be, and what has been done is what will be done, and there is nothing new under the sun.

Kohelet 1:9

1914 год. Распутин и другие.

                           1914 год. Распутин и другие.

Июль четырнадцатого выдался на редкость солнечным. Ничто не предвещало приближающейся катастрофы.
Илья Эренбург вспоминал об этом, может быть, последнем счастливом мирном времени двадцатого века:
“ Лето 1914 началось для меня хорошо. Я написал несколько стихотворений , которые показались мне менее подражательными , чем прежние ( я их включил потом в книгу “Стихи о канунах”).
Лето было необычайно ясным, жарким , с редкими ливнями. Все буйно цвело.”
Июль четырнадцатого действительно стал кануном чудовищных событий ХХ века, а смена номера столетия, волновавшая дедов и прадедов в 1900 году, не меньше, чем наших современников в двухтысячном – явление весьма условное. Могу только присоединиться к мнению Ильи Григорьевича, считавшего, что “девятнадцатый век прожил больше положенного – он начался в 1789 году и кончился в 1914.”
Тем памятным летом на водах в Бад Эмсе поправляли здоровье представители остававшейся на плаву аристократии и постепенно оттеснявшие их с вершины социальной лестницы процветающие буржуа Старого Света. Среди них было немало и подданных Российской Империи, быстро и весьма успешно продвигавшейся по непривычному для сословного и патерналистского государства капиталистическому пути развития.
Семья могилевского лесопромышленника Павла Лейкина уже несколько лет подряд избирала уютный немецкий курорт Бад Эмс местом своего летнего отдыха. В тот сезон канунов городки германские городки Висбаден и Бад Эмс были особенно в моде.
У четы Лейкиных было шестеро детей – три мальчика и три девочки. В семье была своеобразная традиция – успешное окончание гимназии или реального училища поощрять поездкой на популярные немецкие курорты Висбаден или Бад Эмс, где можно было, и развлечься после экзаменов на аттестат зрелости, и набраться сил для поступления в высшее учебное заведение.
Сыновей Лейкиных мне увидеть не довелось, а вот дочери – Фанни, Берта и Ася Павловна были ближайшими подругами моей бабушки и часто бывали в нашем доме на семейных торжествах.
В тот переломный год в Германию госпожа Лейкина отправилась с дочкой Бертой, только что успешно завершившей обучение в могилевской гимназии. Как всегда поездом добрались до Берлина, а затем комфортабельным речным пароходиком до Бад Эмса. Кроме курортного лечения гостям предлагалась и культурная программа. Среди наиболее популярных маршрутов был поход в фантастическую пещеру Лейхтвейса, где скрывался благородный разбойник Генрих Антон Лейхтвайс - герой популярнейшего в начале прошлого века историко-авантюрного бестселлера немецкого писателя В. Редера.
Естественно, не удержались от искушения посетить это чудо природы и Лейкины. Здесь, даже шепотом произнесенное слово, благодаря характерной для этой пещеры акустике, гулким эхом распространялось под каменными сводами на дальнее расстояние.
Неожиданно Берта услышала родную русскую речь. Она невольно оглянулась. Неподалеку от нее с интересом обсуждали необычный подземный музей сестры Анна и Елена Финкельштейн – недавние выпускницы престижной столичной гимназии Императрицы Марии Федоровны. Сопровождали их, по современным критериям еще сравнительно молодые, но степенные родители. Отец их Яков Давидович, худощавый господин, несмотря на жаркий июльский день, был облачен в официальный сюртук. Его строгий, гордый взгляд и, зрительно удлинявшая лицо, аккуратно подстриженная бородка- эспаньолка, никак не ассоциировались ни с грубо шаржированными изображениями русского купчины на открытках времен гражданской войны, ни с карикатурным образом еврейского буржуа, растиражированным реакционными французскими газетами в разгар позорного антисемитского дела Дрейфуса. Глядя на сохранившиеся фотографии своего прадеда, перед глазами встают портреты аристократов с полотен Ван Дейка или Веласкеса.
Да и две скромно, но элегантно одетые сероглазые барышни с тщательно уложенными гладкими прическами резко отличались от еврейских девушек из местечек черты оседлости, в глазах которых генетически отразились потаенная страстность юной Суламифи, решительность Юдифи и вековая печаль многих поколений внучек и правнучек этих библейских героинь.
Аня и Лена были несколько старше Берты, но это не помешало девочкам быстро подружиться. К тому же, Берта собиралась поступать в Петербургскую Консерваторию, где Анна уже занималась по классу рояля. Курортный июль пролетел быстро и
семья Финкельштейн собралась на родину. Прощаться с новыми подругами не хотелось, но Берту успокаивала мысль о скорой встрече. Уже через месяц ей предстояло выдержать ответственный экзамен перед столичными педагогами и музыкантами.
В поезде, направлявшемся на восток, было на редкость много военных. Молодые офицеры наперебой ухаживали за двумя хорошенькими иностранками, к тому же, свободно изъяснявшимися на немецком языке. Но мирное время было на исходе.
30 июля в ответ на предъявленный Сербии ультиматум и переброску войск Австро- Венгрии к границам Российской Империи в Петербурге был издан указ о мобилизации. На следующий день Германия потребовала от России отменить призыв в армию, и, получив отказ, 1 августа объявила ей войну. В этот трагический день началась беспощадная бойня, в которую были втянуты десятки стран всех континентов. Именно этот день стал кануном всех войн и революций безумного ХХ-го века.
Тон вчерашних милых попутчиков резко изменился. Поступил приказ об интернировании всех подданных России, находящихся на территории Германии. Берлинский поезд был остановлен в старинном силезском городе Бреслау( ныне польский Вроцлав).
Последовала жесткая команда : “Alle Russen raus!”, и все пассажиры с российскими паспортами были выведены из вагонов и отправлены в крепость. Мужчин всех возрастов, распределили в отдельную часть крепости, женщины с детьми были размещены в больших общих камерах. Условия пребывания в этом мрачном здании были относительно сносными, и не могут идти ни в какое сравнение с изобретенными позднее концлагерями. Но для избалованной публики, возвращавшейся с комфортабельных немецких и швейцарских курортов метаморфоза, произошедшая в течение одних суток, воспринималась чудовищно.
Август 1914 настиг Берту Лейкину и ее маму в Висбадене. Курортная идиллия была прервана, и российские отдыхающие оказались во враждебном окружении. Было принято решение возможно скорее попасть в Берлин, и уже оттуда добираться на родину. Столица Германии за пару дней стала неузнаваемой . Не узнать было и гостеприимных дружелюбных немцев. По улицам Берлина маршировали тысячи солдат, восторженно орущих :

Jeder Stoß - ein Franzos(e),
Jeder Schuß – ein Russ (e)!
(Каждый удар - один француз,
Каждый выстрел – один русский!)
Толпа националистов разгромила популярную у русских туристов гостиницу “Одесса”. На помощь пришел посол не вступившей в войну Испании. Он помог связаться с главой семейства Павлом Лейкиным, а затем организовал переброску россиян в нейтральную Швецию. Из Стокгольма на пароходе отправились в Петербург. Буксир вел судно очень медленно, акватория Балтийского моря была уже частично заминирована, к тому же начался шторм. Кое-как добрались до столицы Российской Империи, только что, на волне антигерманских настроений, переименованной в Петроград. Попасть в Могилев было тоже не просто. Их тихий родной город стал неожиданно чуть ли ни прифронтовым (Ставка Верховного Главнокомандующего находилась неподалеку в Барановичах, а затем была перенесена непосредственно в Могилев), и для въезда в него требовался специальный пропуск.
Но вернемся в крепость Бреслау. Про арест моего прадеда Якова Давидовича стало известно в деловых кругах Польши. Друзья и коллеги – варшавские коммерсанты направили в Бреслау своего представителя. И, после недешевого соглашения с немецким комендантом, семейство Финкельштейнов на нанятой подводе отправилось в долгий путь по пыльным сельским дорогам к границе метрополии. Моя бабушка часто с болью за своих соплеменников рассказывала мне про это путешествие. Останавливаясь на ночлег в придорожных “меблированных комнатах”, а фактически, в корчмах, она впервые почувствовала, каково это существовать в черте еврейской оседлости. Грязь и нищета, на которые были обречены жители этих местечек, по ее словам, были ужасающими. И нет ничего удивительного, в том историческом факте, который любят использовать в своих выступлениях и статьях наши доморощенные националисты и неомонархисты, что процент еврейской молодежи в революционном движении был столь значителен. Не будучи поклонником левых идей и, тем более, идейных террористов всех мастей, должен признать, что дискриминационные и, по сути своей, средневековые законы , действовавшие со времени указа 1791 года Екатерины Великой, и ужесточенные известным юдофобом Николаем Первым, при котором собственно и появилось само понятие “черты оседлости”, не могли не привести, уже достаточно образованных и часто отошедших от религии, молодых людей в стан террористов и революционеров.
Официально и полностью отменены эти позорные для России уложения были лишь постановлением, подготовленным министром юстиции Временного правительства А.Ф. Керенским, чья достойная уважения личность, оболганная и поруганная лже -историками всей мастей, все еще ждет объективного биографа.
Возвращение на родину было радостным. Бабушка вспоминала:
“Мы были так счастливы. Нам хотелось расцеловать первых русских пограничников!”.
Вступление в войну , конечно, подняло градус общественной жизни. Далеко не все принимали ура-патриотический настрой улицы. Были и противники переименования города. Особенно яростно откликнулась на это решение Зинаида Гиппиус.

Кто посягнул на детище Петрово?
Кто совершенное деянье рук
Смел оскорбить, отняв хотя бы слово,
Смел изменить хотя б единый звук?

Не мы, не мы... Растерянная челядь,
Что, властвуя, сама боится нас!
Все мечутся, да чьи-то ризы делят,
И все дрожат за свой последний час.

Изменникам измены не позорны.
Придет отмщению своя пора...
Но стыдно тем, кто, весело-покорны,
С предателями предали Петра.

Чему бездарное в вас сердце радо?
Славянщине убогой? Иль тому,
Что к "Петрограду" рифм грядущих стадо
Крикливо льнет, как будто к своему?

Но близок день - и возгремят перуны...
На помощь, Медный Вождь, скорей, скорей!
Восстанет он, все тот же, бледный, юный,
Все тот же - в ризе девственных ночей,

Во влажном визге ветреных раздолий
И в белоперистости вешних пург, -
Созданье революционной воли -
Прекрасно-страшный Петербург!

Впрочем, жизнь в огромной квартире Финкельштейнов на Гороховой улице потекла в привычном русле. Правда, в их доме поселился загадочный сосед. Из бабушкиных рассказов о нем запомнилось, что этот видный и страшноватый человек обладал, говоря современным языком, каким - то экстрасенсорным воздействием. Более подробные впечатления, неоднократно слышанные мной в юности, как-то не удавалось дословно восстановить в памяти. Но произошло чудо. Я натолкнулся на мемуары одной аристократической дамы Татьяны Леонидовны Григоровой – Рудыковской, и словно услышал знакомый и очень выразительный голос своей бабушки:
“ Высокую мощную фигуру облегала белая русская рубашка с вышивкой по вороту и застёжке, кручёный пояс с кистями, чёрные брюки навыпуск и русские сапоги. Но ничего русского не было в нём. Чёрные густые волосы, большая чёрная борода, смуглое лицо с хищными ноздрями носа и какой-то иронически-издевательской улыбкой на губах — лицо, безусловно, эффектное, но чем-то неприятное. Первое, что привлекало внимание — глаза: чёрные, раскалённые, они жгли, пронизывая насквозь, и его взгляд на тебя ощущался просто физически, нельзя было оставаться спокойной. Мне кажется, он действительно обладал гипнотической силой, подчиняющей себе, когда он этого хотел…”
Конечно, вы уже догадались, что в доме номер 64 по Гороховой улице поселился Григорий Ефимович Распутин, чья мистическая личность и почти мифологическая биография до сих пор вызывают жгучий интерес не только у любителей авантюрных исторических романов, но и у серьезных исследователей.
В грандиозном двухсерийном фильме Элема Климова “ Агония” главный герой в блистательном исполнении Алексея Петренко предстает перед зрителем в образе фольклорного антихриста, наделенного сверхъестественной физической силой. Он вселяет ужас и трепет в сердца и души, окружающих его многочисленных персонажей, Прежде всего, это относится к представительницам прекрасного пола вне зависимости от их сословной принадлежности: от нищих кликуш, приживалок и паломниц до экзальтированных дам высшего света. В роли одиозной Анны Вырубовой – главной почитательницы и покровительницы “ святого старца“ снялась великая Алиса Фрейндлих. Дочь главноуправляющего Императорской канцелярии А.С. Танеева и праправнучка фельдмаршала М. И. Кутузова Анна Александровна в 1904 году была назначена городской фрейлиной Императрицы Александры Федоровны. Вскоре она стала ее самой близкой и преданной подругой и наперсницей.
За рубежом эта высоко профессиональная лента, да еще на вечно модный сюжет из русской истории, имела оглушительный успех, чему в немалой степени способствовала и звучащая в фильме музыка гениального Альфреда Шнитке. На Венецианском фестивале в 1982 году картина получила приз ФИПРЕССИ, а через три года во Франции завоевала Гран-при “Золотой орел”. В Советском Союзе работе Климова была уготована другая судьба.
Полностью завершенный к 1975 году во многом знаковый и отмеченный уже многочисленными наградами фильм “Агония” появился во внутреннем прокате лишь с началом перестройки весной 1985 года. Моя бабушка увидела на экране знакомый ей с юности персонаж накануне своего девяностолетия. Со времени воссозданных событий прошло ровно 70 лет, но это не помешало ей эмоционально отметить ряд неточностей, допущенных при создании сценария, авторами которого были Семен Лузгин и Илья Нусинов, огромную популярность которым, принесла их остроумная кинокомедия “Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен”.
В жизни Григорий Ефимович отнюдь не выглядел полупомешанным пьяницей и развратником, да и на исполинского великана он никак не был похож. Уроженец Тобольский губернии- кряжистый, чуть выше среднего роста, с изможденным лицом и колючим взглядом из- под всклокоченных бровей, обладал природной, какой-то поистине звериной интуицией и изворотливостью. Сын ямщика Ефима Вилкина, обрусевшего зырянина ( коми), после паломничества в Верхотурский монастырь обратился к религии и побывал не только на святой горе Афон в Греции, но даже в Иерусалиме. Надо было обладать недюжинным умом, что бы, будучи малограмотным “странником” добиться покровительства инспектора Санкт-Петербургской Духовной Академии архимандрита Феофана. При содействии просвещенного деятеля церкви Распутин в 1904 году поселяется в столице, и вскоре его имя становится известно в великосветском обществе. О “божьем человеке” узнают дочери черногорского князя Николая - Анастасия и Милица. Именно они и рассказали об удивительном “старце” императрице. Уже в ноябре 1905 Распутина представляют самому Николаю II.
Фильму “Агония” была предпослана цитата из В. Ленина:
“«Первая революция и следующая за ней контрреволюционная эпоха (1907—1914), обнаружила всю суть царской монархии, довела ее до „последней черты“, раскрыла всю ее гнилость, гнусность, весь цинизм и разврат царской шайки с чудовищным Распутиным во главе ее…».
Думается, можно поспорить с подобными выводами.
Во-первых, период, заключенный вождем пролетариата в скобки, если и не был благостным ( убийство Столыпина, забастовки, “Ленский расстрел” ), все же был одним из самых успешных за всю историю России. Высокий темп экономического роста, укрепление рубля, технический прогресс, расцвет философской мысли и искусства серебряного века. Этот список достижений можно продолжить.
И, во-вторых, столь фантастическая карьера простого мужика в сословной России не могла быть случайной, и свидетельствует не столько о бесспорной интеллектуальной ограниченности правителей Империи, сколько о незаурядной личности самого Григория Ефимовича.
Важнейшую роль в возвышении “Старца” сыграла, конечно, и искренняя вера Александры Федоровны в его чудодейственную силу целителя. Только ему удавалось заговорами останавливать кровотечение у страдающего с самого раннего детства тяжелой формой гемофилии, наследника престола – Цесаревича Алексея.
О начале Мировой войны Распутин узнал на койке тюменской больницы, куда попал после покушения на него некоей Хионии Гусевой, объявленной впоследствии душевнобольной. Удар ножом в живот оказался опасным, но не смертельным, и после излечения “старец” срочно возвращается в столицу, где вместе с дочерью поселяется в трехкомнатной квартире на Гороховой улице. По Питеру поползли слухи, что Распутин превратил свое жилище в притон для проведения оргий, завел себе целый гарем и даже занимается колдовством.
Как вспоминала бабушка, вход в его квартиру был со двора и у этой парадной постоянно дежурили не только фанатичные поклонницы “целителя” и “провидца”, но и легко узнаваемый жандарм в штатском . Хитрый лицедей, имевший большое влияние на политическую жизнь России, демонстративно носил простую мужицкую одежду, и учтиво раскланивался со своими соседями по дому. Развлекаться же он отправлялся в Новую Деревню, где находилось, хоть и пользовавшееся дурной славой среди благочестивых горожан, но весьма популярное у золотой молодежи заведение “Вилла Родэ“, после чего и становился героем очередной скандальной хроники. Модный кафешантан славился летней верандой со сценой, на которой выступал даже такой известный оперный певец как Александр Мозжухин ( младший брат известного актера немого кино Ивана Мозжухина). Огромным успехом пользовались и концерты “белой цыганки” Нины Дулькевич, чьим меццо-сопрано восхищались и Леонид Андреев и Александр Куприн.
По свидетельству Корнея Чуковского, для более пикантного времяпрепровождения на “Вилле Родэ” существовали особые помещения, где, видимо, и находили отдохновение VIP- персоны во главе с “Божьим старцем”.
Однако , в историю русской культуры “Вилла Родэ” вошла благодаря совсем другому ее завсегдатаю - Александру Блоку.
С детства знал я наизусть волшебные строки из чуть менее хрестоматийного , чем “Незнакомка”, но завораживающего стихотворения “В ресторане”:

Никогда не забуду (он был, или не был,
Этот вечер): пожаром зари
Сожжено и раздвинуто бледное небо,
И на жёлтой заре - фонари.

Я сидел у окна в переполненном зале.
Где-то пели смычки о любви.
Я послал тебе чёрную розу в бокале
Золотого, как небо, аи.
…............
Главный доход владельцу приносили незаменимые в истинном русском загуле – неутомимые цыгане, чьи песни и пляски продолжались до рассвета:

“А монисто бренчало, цыганка плясала
И визжала заре о любви.”

Мой дед – Иосиф Альтшулер, в пору своей веселой холостяцкой жизни изредка посещал это заведение, со своими друзьями - процветающими коммерсантами- братьями Бернштейнами. Он рассказывал мне, что после зажигательных песен и плясок весь цыганский табор, принято было щедро угощать, пригласив их к соседнему столу. С веселым ужасом взирали выходцы из скромных еврейских семей на представителей веселого племени, которые со спортивным азартом, без хлеба уплетали черную икру, зачерпывая ее столовыми ложками из большой хрустальной вазы, обрамленной серебряной узорчатой оправой, торопливо запивая этот деликатес дорогим шампанским из огромных звенящих фужеров. У этого гастрономического буйства была вполне материальная мотивация – гонорар цыганского ансамбля исчислялся в процентах от размера счета, выставленного клиентам, а на хлебе и водке много не заработаешь!

- “Ах, если бы эта видела твоя мама!”
с нарочитым сочувствием восклицал мой дед, обращаясь к старшему из братьев – Арону, которому предстояло расплачиваться за все это безобразие.
Мать, вырастившая пятерых сыновей, и всю свою жизнь считавшая каждую копейку, никак не могла привыкнуть к мысли, что ее мальчики превратились в высоких дородных и процветающих господ. Когда ее любимый сын поздно вечером возвращался из шикарного ресторана, она по старой привычке спрашивала у него на идише: “ Арон! Вильст ду а яишник?” ( “ты хочешь яичницу?”).

“ -Да, мама бы очень рассердилась”- со вздохом, отвечал добродушный великан, доставая из внутреннего кармана своего необъятного смокинга пухлый бумажник.

Из именитых гостей Распутина моей бабушке запомнились визиты Анны Вырубовой, которую выносили из кареты на носилках с балдахином красавцы - “ гайдуки”. Так, по старинному обыкновению, заведенному в России еще в ХVII веке, называла она могучих и рослых телохранителей царских особ. Как известно, в начале 1915 года в одном из вагонов поезда, следовавшего из Царского Села в Петроград, произошла странная катастрофа – под ногами именитых пассажиров обломился пол. Среди пострадавших была и любимая фрейлина императрицы, оставшаяся на всю жизнь калекой. Первые годы она могла передвигаться только в инвалидной коляске. Крупную денежную компенсацию за полученную травму она передала на создание военного госпиталя в Царском Селе. В 1915-1916 годах бабушка часто видела ее покачивающийся “паланкин” у подъезда на Гороховой. Иногда у дома останавливались и кареты придворных сановников и личные выезды ( служебные транспортные средства, правда не снабженные мигалками) крупных коммерсантов , маклеров и биржевиков, таких как , например, Дмитрий ( Митька) Рубинштейн. Не брезговали приглашением бывшего “хлыста” и высшие иерархи православной церкви.
Впрочем, говоря современным языком, Распутин был вполне толерантен, В его окружении были представители разных религиозных конфессий: от его личного секретаря Арона Симановича, автора книги “Распутин и евреи” до известнейшего специалиста по тибетской медицине буддиста –ламаита Петра Бадмаева. Легендарный бурятский целитель, хоть и перешел в православие ( его крестным отцом был сам Наследник - будущий Император Александр III), но на старости лет, финансировавший строительство первого в Европе буддийского храма- дацана, освещенного в августе все того же 1915 года. Cимволично, что нынешний настоятель храма Буда Бульжиевич, носит фамилию своего прославленного предка Бадмаева.
Сколько раз проезжая по Приморском проспекту в сторону Островов, я с интересом разглядывал эту, необычную для северной столицы, архитектурную диковинку, но так и не разу не попросил остановить машину, чтобы познакомиться с ней изнутри. Может еще доведется там побывать.
Неожиданно вспомнились строки из И. Северянина:

“ Сегодня не приду. Когда приду не знаю..
Я радуюсь тому, что вновь растет трава!
Подайте мой мотор!
Шофер, на Острова!”

Заговор против Распутина, завершившийся его убийством в ночь на 17 декабря 1916, также как и вся биография Григория Ефимовича, окружен многочисленными легендами и вымыслами. Здесь присутствуют все атрибуты низкопробного детективного романа: и аристократическая красавица – искусительница- правнучка Николая I и жена одного из богатейших людей России - княгиня Ирина Юсупова, заманившая жертву покушения во дворец своего мужа, и цианистый калий , добавленный в пирожные, и одиннадцать последовавших выстрелов из пистолета 45 калибра- оружия британских офицеров, и утопление связанного, но еще способного к сопротивлению Распутина, в полынье Невы, уже скованной льдом.
У следствия, которым руководил вице-директор Департамента полиции, опытный юрист Алексей Тихонович Васильев, проблем с доказательствами преступления не было. Следы крови были обнаружены во время обыска во Дворце Юсупова уже наутро следующего дня. А, через несколько часов, были замечены и пятна крови на парапете Петровского моста, с которого Распутин был сброшен в Неву.
Непривычно ранний и настойчивый звонок разбудил в то декабрьское утро семью моего прадеда. Жандармы, ворвавшиеся в квартиру Финкельштейнов были явно смущены, когда горничная разъяснила им , что в “покои” Распутина, породившие столько легенд и небылиц, можно попасть только с черного хода. Служивым трудно было поверить, что человек, назначавший и смещавший министров и духовных иерархов, живет не в этих шикарных апартаментах с окнами- фонарями, выходящими на правительственную трассу, а в скромной квартире с видом на дворовые постройки. Быстро покончив с формальными извинениями перед взволнованными хозяевами, следователи бросились в указанном направлении.
На фоне бурных политических событий и военных баталий 1914-1916 годов частная жизнь обычных, не упомянутых на страницах учебников истории, отдельных людей, как это не странно, шла своим чередом. В 1915 году Берта Лейкина в сопровождении своего дяди все же добралась до Петрограда и предприняла попытку осуществить свою мечту- стать студенткой прославленной столичной Консерватории, кстати единственного высшего учебного заведения столицы, в котором никогда не устанавливалась процентная норма для лиц иудейского вероисповедования. Приемная комиссия располагалась непосредственно в кабинете ректора- Александра Глазунова. Юная абитуриентка очень волновалась, и мнения экзаменаторов разделились. Однако, поддержка самого Глазунова сыграла решающую роль в ее судьбе. Она была зачислена в класс молодого пианиста и композитора Александра Кобылянского, соученика Сергея Прокофьева и Николая Мясковского по Петербургской консерватории. Радости Берты не было предела. В соседней аудитории вел занятия великий педагог, основоположник русской скрипичной школы Леопольд Ауэр, среди учеников которого был и юный Яша Хейфец. Так что в коридоре начинающая пианистка часто сталкивалась с будущим всемирно признанным виртуозом.
К тому же ее старшая сестра Фаня перевелась с юридического факультета Харьковского университета в Психоневрологический ( Бехтеревский) институт, где также имелось юридическое отделение. Сестры сняли комнату, и началась непривычная для провинциалок столичная студенческая жизнь. Возобновились и дружеские отношения с Анной и Еленой Финкельштейн. Вместе бывали в опере. Всю жизнь моя бабушка вспоминала великого Федора Шаляпина, исполнявшего сидя под столом, свою коронную арию дона Базилио про клевету из “Севильского цирюльника”.
Семья Финкельштейн ежегодно снимала отдельную ложу в Императорском Михайловском театре. В отсутствии своей постоянной труппы, на его сцене гастролировали французские и немецкие коллективы, но оперные спектакли ставились в основном силами Мариинского театра. Прадед мой Яков Финкельштейн был поклонником Джузеппе Верди. Так же, как и профессор Преображенский из “Собачьего сердца”, он старался не пропускать ни одной постановки “Аиды“.
Огромное впечатление произвел на подруг концерт филармонического оркестра под руководством выдающегося немецкого дирижера Отто Клемперера ( кстати, уроженца того самого Бреслау, где совсем недавно довелось побывать под арестом). Из драматических артистов чаще всего бабушка рассказывала о легенде Александринского театра Владимире Давыдове, которому были подвластны все жанры – от водевиля до высокой трагедии.
Студентки из Могилева, вырванные из привычного семейного круга, жили более политизированной жизнью, чем избалованные столичной средой, сестры Финкельштейн. Они не только не пропускали концерты таких разных поэтов серебряного века, как Игорь Северянин, Александр Блок, Сергей Есенин, Владимир Маяковский, но и с удовольствием слушали яркие выступления Александра Керенского, участвовали в студенческих сходках. Однажды Берту пригласил на заседание Государственной Думы сам Саша Черный. В 1917 году в квартире сестер Лейкиных было что-то вроде студенческого штаба. Их друзья с красными лентами в петличках участвовали в демонстрациях, бегали в Таврический Дворец, с восторгом слушали зажигательные речи ораторов- революционеров. С особенным воодушевлением ждали перемен студенты – евреи, вырвавшиеся из затхлого мира местечек и верящие в отмену мракобесного закона о черте оседлости.
Интересно, что бабушка больше рассказывала о событиях 1905-1907 годов, чем об Октябрьском перевороте. Особенно, запомнился один страшный эпизод времен первой русской революции. Однажды Лена возвращалась из гимназии и, уже подходя к своему подъезду на Гороховой улице, заметила, как за раненым студентом гонится казак на коне с нагайкой в руке. Молодой человек вбежал во двор дома и, набрав из глубокой раны целую пригоршню крови, отчаянно закричал: “ На, пей, сволочь, жидовскую кровь!”.
Этот пронзительный крик сохранился в бабушкином сознании до последних дней ее жизни.
Февральская революция запомнилась символическим совпадением значимых для нашей семьи дат. Четыре года молодой инженер Иосиф Альтшулер добивался благосклонности Елены Финкельштейн, прекрасно образованной, миловидной невесты из хорошего еврейского дома. Отец невесты - Яков Давидович, обладал редким званием “Поставщик Двора Его Императорского Величества” и был хорошо известен в деловых кругах, как исключительно честный и порядочный партнер. Он вел дела с элитой русского купечества – братьями Елисеевами, коммерсантом и основателем общедоступной галереи французской живописи Сергеем Щукиным. В этом кругу бытовало мнение : “слово Финкельштейна – дороже расписок”. К тому же, за невестой давали неплохое приданое – 30 000 рублей. После всяческих экспроприаций и национализаций мой дед грустно шутил: “Я думал, что женился по расчету, но, благодаря большевикам, вышло, что по большой любви!”
Помню, что с этой саркастической фразы он начал и свой тост на золотой свадьбе в 1967 году.
Итак, бракосочетание было назначено на 26 февраля 1917 года. Трудно было предположить, что этот день станет знаменательной датой не только для моей семьи, но и для истории всей России.
Венчание по иудейскому обряду ( хупа ) состоялось в Хоральной синагоге. Проводил традиционную церемонию Главный общественный раввин столицы, доктор философии Моисей Григорьевич Айзенштадт. Именно его подписью скреплено брачное свидетельство Иосифа и Елены . Два этих, пожелтевших и надорванных на сгибах листочка, уже почти столетие хранятся в квартире на Басковом переулке. Они соединили на всю оставшуюся жизнь самых дорогих для меня людей – дедушку и бабушку.
Любопытно, что Закон Божий в престижной гимназии Императрицы Марии для школьниц иудейского вероисповедования преподавал также казенный раввин Санкт- Петербурга, известный талмудист Давид – Тувий Герцелевич Каценеленбоген. На выпускных экзаменах этот мудрец с окладистой бородой и добрыми глазами поставил всем своим ученицам отличные отметки, хотя , по рассказам моей бабушки, ее одноклассницы, выросшие в столице России и получившие прекрасное светское домашнее и гимназическое образование, были уже далеки от религиозных догматов своих предков.
Свадебный ужин на двести персон был заказан в ресторане гостиницы “Астория”. Однако, революционные события того памятного дня чуть было не разрушили планы молодоженов.

В последней декаде февраля по Петрограду поползли упорные слухи ( по мнению начальника Петроградского охранного отделения К. Глобычева, во многом, “провокационные - с целью вызвать крупные волнения и беспорядки”) о скором введении хлебных карточек. Впрочем, на фоне трудностей с поставками хлеба, связанными, в частности, со снежными заносами на железных дорогах , они выглядели вполне правдоподобными. У булочных возникли невиданные в столице огромные очереди. 21 февраля на Петроградской стороне начались разгромы продуктовых лавок. Толпа с криками “Хлеба, хлеба!” двинулась к центру города. На другой день Николай II отбыл в Ставку в Могилев. С его отъездом волнения в городе только усилились.
На улицы вышли рабочие Путиловского и других крупных заводов уже с политическими требованиями: “ Долой войну! “ и “Долой самодержавие!”
25 февраля, получив известие о забастовках и последовавших столкновениях с полицией, монарх направляет в столицу телеграмму с требованием подавления беспорядков, и указом о приостановлении деятельности Государственной думы.
Все эти факты хорошо известны, и приведены лишь для описания той атмосферы, в которой шла подготовка свадебного торжества.
Накануне февральского переворота в столице распространились и другие тревожные слухи. Поговаривали, что черносотенцы готовят в Петрограде еврейские погромы. И, хотя город на Неве за всю свою историю не позволил замарать свое имя подобной мерзостью, возможная попытка направить гнев улицы по проверенному в разные времена и в разных странах руслу, выглядела вполне реальной. Так что, наиболее мобильные и обеспеченные представители иудейской общины Петрограда предпочли в эти тревожные дни “от греха подальше”, отправиться в Финляндию на знаменитый водопад “ Иматра “.
Около ста кувертных карточек, разложенных рядом со столовыми приборами в ресторане “Астории “, оказались невостребованными. Организаторов торжества ждал и еще один неприятный сюрприз. На праздничных столах, заставленных деликатесами, не хватало одного непременного и незаменимого для всякого российского застолья продукта – обычного хлеба. Смущенному ресторатору оставалось только повторить легендарную фразу, упорно приписываемую несчастной Марии- Антуанетте: “ Qu’ils mangent de la brioche”, в весьма вольном русском переводе известную как: “ Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные!”
Зато на свадьбе было много студенческой молодежи, с радостью ожидавшей грядущих перемен. Гости поздравляли новобрачных, а
в это время за стенами “Астории”, вершилась история. В середине дня видные члены Думы приняли решение не исполнять указ Николая Романова, ее Председатель М.В. Родзянко направил в Ставку ответную телеграмму, в которой призвал царя “составить новое правительство”. Неподалеку от знаменитой гостиницы – на Невском проспекте, да и в других районах города проходят демонстрации. С улиц исчезли извозчики, остановились трамваи. Введенные войсковые подразделения отказались применять оружие против рабочих. Все же к вечеру полиции удалось очистить центр города, и участники семейного торжества сумели благополучно разойтись по домам. Молодожены отправились в заранее арендованную для них огромную семи комнатную квартиру на Большом проспекте Петроградской стороны. По случаю революции от намеченного свадебного путешествия пришлось отказаться.

Конечно, в тот памятный вечер среди гостей со стороны невесты были ее подруги – Берта и Фаня.
Использовал привычный оборот при описании любой свадьбы - “со стороны невесты” и невольно зазвучал рассказ деда о проделках его соучеников по Политехническому институту. Студенты, среди которых было много приезжих, жили, как и во все времена, не богато. Узнав о предстоящем в городе пышном бракосочетании, несколько приятелей, приведя в порядок свою форму ( у каждого вуза – она была своя , фирменная), направлялись на праздник. Иногда, после многочисленных тостов, какой-нибудь подвыпивший папаша доброжелательно спрашивал молодых людей:
“ Господа студенты, позвольте узнать, а с какой вы стороны – жениха или невесты?”
“ Мы? Мы с Петроградской!” – следовал привычный ответ.
Как правило, обходилось без скандала. Дело шло к танцам, у большинства солидных гостей были девицы на выданье, и лишние кавалеры, да еще будущие инженеры, могли составить для них удачную партию.

Присутствие сестер Лейкиных на очередных годовщинах свадьбы моих дедушки и бабушки ( 11 марта – по новому стилю) стало семейной традицией, длившейся более пятидесяти лет. Только, трагические события прошлого века, которых, к несчастью, было немало, приводили к ее нарушению.








Article author: Nesis Gennady

This information is published under GNU Free Document License (GFDL).
You should be logged in, in order to edit this article.

Discussion

Please log in / register, to leave a comment

Welcome to JewAge!
Learn about the origins of your family