Воспоминания

 Яков Цапах до войны жил с родителями на Басковом переулке. Выпускник юридического факультета смолоду был известен как острослов, гуляка, любивший красиво выпить и плотно закусить.
В 60-ые годы Цапах, несмотря на отсутствие партийного билета, занял престижную, по тем, дефицитным временам, должность заместителя директора Ленинградского мебельного объединения.
Некогда вечно голодный и худенький Яша резко преобразился. Располнел, обзавелся солидной лысиной, новой квартирой на Малой Охте, и, что особенно тешило его самолюбие, - персональным служебным “Москвичем” с личным водителем. На летний сезон снимал дачу в Тарховке, неподалеку от озера Разлив, а отпуск проводил вместе с женой в Паланге. Будучи компанейским и добрым по натуре человеком, чувствовал он себя в любой компании уверенно и вольготно. Единственно, что угнетало Якова Николаевича – это отсутствие детей. Причиной тому, была профессиональная специализация Нины Абрамовны, – ухоженной молодящейся дамы, по - прежнему, ревновавшей своего Яшеньку ко всем, находящимся поблизости, особам женского пола. Она была врачом – рентгенологом. Надо сказать, что карьера ее сложилась удачно. Заведующая отделением в крупной заводской больнице, она пользовалась уважением и у своих коллег, и у пациентов.
Благополучную и размеренную жизнь четы Цапахов чуть было не сломал, по нынешним временам, нелепый случай. Пройдя кучу собеседований и комиссий, Нина Абрамовна, наконец-то, проникла по туристической путевке за железный занавес – в капиталистическую Норвегию. Ощущение безмятежной свободы, охватившее профессора Плейшнера в нейтральном и уютном Берне, сыграло злую шуткой и с нашим рентгенологом. Туристка забыла про строгую инструкцию, согласно которой, советские граждане должны были передвигаться по “вражеской территории” только в составе троек, и отправилась на прогулку одна. Как-то незаметно стемнело. Плутая по незнакомым тропинкам, Нина поняла что заблудилась. На ее счастье (а, как выяснилось по возвращении на родину, – на ее беду), на сельской дороге появился шикарный автомобиль с представительным джентльменом за рулем. С трудом продираясь сквозь французский лепет испуганной дамы, он разобрал лишь интернациональное название ее отеля и, конечно, любезно предложил доставить иностранку по назначению. Через минут двадцать благодарная пассажирка увидела знакомую вывеску. Быстро выскочив из машины, она ощутила осуждающий взгляд неусыпного ока родного КГБ. На ступенях лестницы ее уже поджидал руководитель делегации.
“Что же вы, товарищ Миркина опаздываете на ужин? Мы уже начали волноваться, а оказывается, у вас здесь и друзья имеются.”
Внешне участливо, но с трудно скрываемыми нотками угрозы в голосе, приветствовал свою подопечную гид в штатском. Нина Абрамовна попыталась отшутиться, но настроение было испорчено.
Через несколько дней по прибытии в Ленинград доктор Миркина была приглашена на беседу в первый отдел завода. Судя по всему, ее показания по поводу странной поездки в машине норвежского подданного, выглядели с точки зрения сотрудников органов не очень убедительными. Вскоре последовала повестка с настоятельной просьбой посетить знакомый всем ленинградцам Большой дом на Литейном проспекте. Отдельно был вызван для дачи пояснений по поводу “моральной устойчивости и политической грамотности” жены, и Яков Цапах, занимавший, хоть и хозяйственную, но все же, номенклатурную должность. Обоим пришлось писать покаянные и унизительные объяснительные записки. Вероятно, именно тогда у них возникла мысль при первой же возможности покинуть пределы Советского Союза. Эта эпопея, длившаяся почти полгода и отнявшая у супругов немало нервов и здоровья, произошла все-таки в относительно вегетарианские времена и не имела серьезных последствий.
В итоге им удалось осуществить свою мечту. К отъезду в Израиль Яков Николаевич готовился очень тщательно. Взамен проданной квартиры и антикварного тещиного сервиза приобрел разборную яхту, которую отправил на Землю Обетованную морским путем. Он даже обменял свой роскошный, но слишком громоздкий видеомагнитофон - на видеомагнитофон своего приятеля, – весьма скромный, но зато портативный и легкий. На отвальной, организованной в только что открывшимся частном кафе “Петрович”, собрались не только близкие друзья и родственники, но и руководители предприятий – смежников и даже представители городской администрации. Горбачевская перестройка набирала обороты, и чиновники, уже не опасаясь за свои кресла, с удовольствием выпивали, поочередно желая своему бывшему коллеге счастья на новой родине.
Перевалочным пунктом для многих еврейских репатриантов из Ленинграда стала соседняя Финляндия. До отлета в Тель-Авив опеку над ними брала на себя баптистская община Хельсинки. Яков, впервые в жизни оказавшийся за границей, был потрясен тем, с каким вниманием и теплотой отнеслись к ним финны. “Мне там было так хорошо и уютно, что дальше уже ехать никуда не хотелось” - вспоминал он потом с улыбкой. Прошло пару недель после отъезда Нины и Якова, и через его брата – Леонида, дошла весточка о том, что новоприбывшие устроились в курортном городе Натания на берегу Средиземного моря. Как и почти все представители “большой” советской алии, работали они много и тяжело. Эмигранты первого поколения в любой стране мира не могут уповать на свои былые звания и достижения. Как правило, жизнь приходится начинать заново. А в условиях жесткой конкуренции найти нишу для применения своих знаний и умений весьма нелегко. Кроме всего прочего, возникает еще проблема языка. Если в сегодняшнем Израиле в быту можно обойтись русским или английским, то для поступления на престижную работу иврит необходим.
Нина устроилась помощницей врача-стоматолога, а Яков с его опытом и деловой хваткой создал и возглавил клуб партии “Авода” для новых репатриантов и потенциальных избирателей. Пробил помещение в центральном районе, открыл там библиотеку, лекционный и кино – зал, стал проводить встречи с интересными людьми, и даже организовал маленькое туристическое бюро. Автобусные экскурсии с высококвалифицированными русскоязычными гидами пользовались большой популярностью.
Свое “культуртрегерство” Яков не гнушался совмещать с менее престижным занятием. Рано утром он отправлялся в близлежащую школу и помогал своей Ниночке мыть полы перед началом занятий.
“Я ни о чем не жалею” – часто повторяла некогда изнеженная ленинградская дама. “Да, я много работаю, но зато я каждый день вижу солнце и море!”
Весь год они жили очень скромно, старались экономить, но зато летом становились белыми людьми и, убегая от непривычной для северян жары, совершали турне по Европе. Маршрут намечался заранее. Сначала пару недель они проводили в Лондоне, Париже или Амстердаме. Потом отправлялись в родной город. Договаривались на это время с каким-нибудь владельцем автотранспорта, который возил их по друзьям и родственникам, посещали могилы своих родителей на Преображенском кладбище, и с нетерпением ждали хорошего ленинградского ливня. Отпуск завершался поездкой в Палангу, кстати, давно облюбованную израильскими пенсионерами.
Последние годы Яков и Нина провели на окраине Натании в социальном доме для пожилых людей. Жизнь обитателей пансионата ни в коей мере не напоминала, убогое существование российских стариков в домах престарелых. Каждой паре была предоставлена отдельная квартира с кухней и всеми удобствами. За последние годы Яков Николаевич сильно сдал, стал плохо слышать.
Когда Якова Цапаха не стало, Нина Абрамовна Миркина, крещенная еще в детстве своей русской матерью, не смогла оставаться одна без любимого мужа в этом доме, и ушла в православный монастырь.

Из воспоминания Геннадия Несиса http://www.jewage.org/wiki/ru/Profile:P0832703883