Ахад-Гаам

Ушер Исаевич Гинцберг (Ахад-Гаам).

(Гинцберг, Ушер Исаевич) — выдающийся еврейский публицист-мыслитель; род. в 1856 г. в Сквире (Киевск. губ.) в зажиточной ортодоксально-хасидской семье. Получив традиционно-религиозное образование, А.-Г. уже в 16 лет обращал на себя внимание обширными знаниями в области Талмуда и раввинской письменности; более всего он увлекался философскими трудами испанско-арабского периода. Родители А.-Г. поженили своего единственного сына на 17-м году, но и после свадьбы А.-Г. продолжал жить в родительском доме, занимаясь самообразованием. В 1878 г. А.-Г. поехал в Одессу, где стал готовиться к экзамену на аттестат зрелости: там он впервые ознакомился с произведениями Писарева, пользовавшегося среди еврейских интеллигентов того времени огромной популярностью. Гимназические предметы не удовлетворили А.-Г. и, решив слушать лекции в заграничном университете, он поехал в 1882 г. в Вену, но по настоянию родителей вскоре вернулся домой. Тем не менее, за 1882—84 он успел побывать в Берлине, Бреславле, Вене, a в 1884 г. переехал в Одессу, где стал принимать участие в кружке палестинофилов. Литературную деятельность А.-Г. начал лишь в 1889 г., выступив в газете "Гамелиц" под псевдонимом "Ахад-Гаам" ("Один из народа") статьей "Lo ze ha-derech", в которой подверг резкой критике основы практического палестинофильства, указывая, что, прежде чем направить свои усилия к "возрождению на земле", надо позаботиться о "возрождении сердец", об умственном и нравственном усовершенствовании народа, к возрождению которого стремятся палестинофилы; без надлежащей духовной подготовки никакое "реальное" возрождение немыслимо. Статья А.-Г., в которой сразу проявилась вся недюжинная сила его публицистического дарования, произвела большую сенсацию в еврейской печати; статья вызвала со стороны палестинофилов многочисленные возражения, и А.-Г., который сначала, по собственному признанию, "думал было выступить на литературную арену лишь на самое короткое время, имея в виду высказать свое мнение не в качестве писателя, a "человека из народа" — был вынужден выступить с дополнительной статьей под тем же заглавием, за которыми последовали многие другие. В это же время А.-Г. для объединения людей, преданных идее пробуждения национального чувства в народе, организовал лигу "Bnei Mosche" (см.), цель и задачи которой он изложил в статье "Derech ha-Chajim" (впервые опубликована лишь в 1906 г., в юбилейном выпуске варшавской газеты "Hajom" к пятидесятилетию А.-Г.). В 1890 г. А.-Г. был избран в члены комитета организовавшегося в том же году Одесского палестинского общества. Опасаясь, как бы богатые члены-благотворители, преследующие цели лишь филантропические, не оттеснили идейных приверженцев возрождения, А. указал в статье "Hakohanim We-haam" ("Жрецы и народ"), что претворить идей в дело и обеспечить успех движению могут только "люди духа" ("ansche ha-ruach"). В пору крайнего увлечения палестинофильством (1891) А.-Г. совершил поездку в Палестину, после чего появилась его статья "Emeth me erez Israel" ("Правда о Палестине"), в которой он дал смелое отрицательное изображение палестинской колонизации, изобличив ее бессистемность и беспочвенность. Одновременно появилась и его нашумевшая статья "Awduth betoch cheruth" ("Рабство в свободе"), в которой он с большим мастерством подверг критике ассимиляционные тенденции западного еврейства. В 1893 году А.-Г. после вторичной поездки в Палестину написал новую статью "Emeth me erez Israel". В это же время А.-Г. поместил в ежегоднике "Pardes" (см.) ряд статей, пытаясь дать окончательную формулировку своему взгляду на палестинскую идею, которая, по его мнению, "не составляет ни части иудаизма, ни прибавления к нему, a иудаизм в целом во всей его совокупности, только с перемещением центра... Цель этой идеи установить в центре еврейства живое духовное стремление к объединению нации, ее возбуждению и свободному развитию в духе национальном, но на основах общечеловеческих". Этот цикл статей, в особенности историко-философские "Perurim" (отрывки), в которых Ахад-Гаам проявил огромную эрудицию и большую силу философского анализа, создали ему громкую известность и вызвали среди русско-еврейской интеллигенции особое идейное течение, известное под названием "духовный сионизм". Отстаивая мысль, что еврейская интеллигенция и литература должны направлять свое внимание преимущественно на развитие национального самосознания в широком смысле слова, А.-Г. в 1894 г. выступил с разработанным проектом издания "Ozar ha-Jahadus", энциклопедия иудаизма, которая должна была, по мнению А.-Г., преследовать не одни научные, a главным образом воспитательные цели: ее прямое назначение — быть руководством для еврейского юношества, которое могло бы найти в ней все, что относится к уразумению и выяснению иудаизма. Ввиду неблагоприятно сложившихся внешних обстоятельств проект не осуществился, и А.-Г. приступил (1896) к изданию ежемесячника "Haschiloach" (см.), редактором которого он состоял до 1902 г.; А.-Г. вел здесь упорную борьбу с усилившимся тогда политическим сионизмом, к которому примкнуло большинство старых палестинофилов. А.-Г. находил химерической надежду политического сионизма основать еврейское автономное государство в ближайшем будущем; он считал все это движение чрезвычайно вредным для дела духовного возрождения нации, т. к., по его мнению, вожди политического сионизма думают лишь об облегчении участи страждущего еврейства, но совершенно не заботятся о спасении гибнущего иудаизма, т. е. не заботятся о духовно-национальных и культурно-исторических приобретениях, стремятся не к возрождению древнего народа, a к сотворению нового из рассеянных частиц древней материи. Борьба А.-Г. с политическим сионизмом приняла особенно острые формы, когда А.-Г. подверг роман Герцля "Altneuland" суровой критике, вызвавшей чрезвычайно резкий ответ Макса Нордау. Борясь с политическим сионизмом, А.-Г. не переставал выступать против старой колонизационной системы в Палестине. В 1900 г. А.-Г. обследовал по поручению Палестинского комитета еврейские колонии в Палестине и написал статьи "Bate-sefer be'Jaffa" ("Яффские училища") и "Ha'jischuw we apitropsow" ("Колонизация и ее опекуны"). В последней статье, детально описав положение отдельных колоний, он указал как на общую причину ненормального развития колонизационного дела в Палестине — на систему опеки, приносящей огромный вред независимо от того, кто является опекуном. И эта статья А.-Г., подобно его "Правде о Палестине", вызвала в еврейской печати страстные споры между приверженцами и противниками А.-Г. Это противоположное отношение к воззрениям А.-Г. проявилось с особой силой на минском съезде русских сионистов (1902), где А.-Г. прочел доклад "Духовное возрождение", посвященный вопросу о практических мерах для подъема уровня еврейской национальной культуры. В революционные 1905—6 годы А.-Г., принимая участие в съезде Союза полноправия, отстаивал мысль, что "русскому еврейству надо сплотится вокруг собственного знамени и концентрировать все свои силы исключительно на одной только борьбе за скорейшее признание государством равноправности еврея как человека и еврейства как нации, пользуясь для достижения этой цели всеми доступными средствами, вне всякой зависимости от демократических принципов"; ср. "Хр. Восх.", 1906, № 11). В последние годы А.-Г. редко выступает в литературе. В 1905 г. появился в "Haschiloach" (IV—VI) его этюд о Маймониде — "Schilton Hasechel" ("Владычество разума") и в 1907 г. в палестинском "Haomer" напечатана его статья "Higiah haschaah" ("Настала пора"), в которой подчеркивается исключительная для возрождения еврейского народа роль духовного центра в Палестине. В 1908 г. А. переселился в Лондон.

Ахад-Гаам — убежденный эволюционист и, как таковой, находит, "что когда мы слышим, как лиоди распространяются о "внутреннем сознании" своей души, которым они будто руководствуются при своих суждениях об истине и лжи, о добре и зле, о красоте и уродстве — мы имеем тогда право заключить, что, если бы мы могли проанализировать это "сознание" и исследовать те элементы, из которых оно сложилось, мы бы в большинстве случаев ничего не нашли, кроме внушенных извне взглядов и воззрений, сплетающихся в душе этих людей вследствие разных условий социальной жизни и образующих их "я" (Соч., I, 163). Однако А.-Г. в то же время истинный идеалист, и стадия зарождения общественного движения принимает y него характер чисто психологический: сначала создается идея (причем идея носит абстрактный, "абсолютный" характер), затем она превращается в чувство, которое в конце концов претворяется в дело. Эти разнородные элементы легли в основу ахадгаамовской доктрины. В своей первой статье, направленной против политического сионизма, А.-Г. высказывает проходящую красной нитью через всю его систему мысль, что нравственное чувство не может мириться с тем, чтобы финалом вековой, беспримерной в истории трагедии еврейского народа явилось какое-то мелкое, слабое государство. "Допустим, что мы в конце концов достигнем нашей цели... нам удастся основать Judenstaat. Неужели это нас может удовлетворить? Неужели мы столько выстрадали, переносили всевозможные муки и унижения в продолжение целых тысячелетий только затем, чтобы в конце концов основать крохотное государство, которое будет игрушечным мячом в руках великих держав, и довольствоваться ролью ничтожного презираемого народа?" ("На расп.", III, 53). В беспримерных народных страданиях должен быть какой-нибудь смысл, и А.-Г. находит его в том, что, по его мнению, y еврейского народа есть своя выработанная его длинной историей миссия: он является самоотверженным носителем великого, искупляющего мир "национального идеала", который, по мнению А.-Г., не что иное, как "центральная идея" древних пророков — торжество абсолютной справедливости во всей вселенной. Чтобы идея справедливости могла устоять и "для полного торжества ее — необходим целый народ, который добровольно отдавался бы ей на веки вечные и был бы ее неизменным носителем"; этот великий подвиг пророки возложили на плечи своего маленького, но любимого народа, и таким образом идеал "абсолютной справедливости", который все еще является идеалом будущего, стал "национальным идеалом" еврейского народа (ibid., I, 182—3). Для торжества этого "национального идеала" необходимы сильное национальное чувство и воля, необходимо, чтобы личность поглощалась в народе, существовала и действовала в нем не сама по себе, a как атом народного организма, и подчинила свое "временное личное я" — "национальному вечному я" еврейского народа. Полное подчинение интересов личности благу народного целого было, по мнению А.-Г., сильно развито y древних евреев эпохи Моисеева законодательства, все заповеди и постановления которого "преследуют одну-единственную цель — счастье всей нации. На счастье же индивидуума не обращено никакого внимания. Ибо один народ в ряду всех поколений и индивидуумы каждого поколения являются теми мелкими частицами живого организма, которые возобновляются ежедневно, ничем не изменяя при том общего единства целого организма" (ibid., I, 4—5); это здоровое и желанное национальное чувство сохранилось в известной степени и в дальнейшие эпохи. Если, говорит А.-Г. (ibid., I, предисловие к второму изданию), наши предки обладали удивительной способностью переносить ненависть и унижение извне, не доходя при этом до внутреннего нравственного падения, то лишь благодаря тому, что они прекрасно знали, за что именно они страдают: они твердо верили, что в их руках хранится великая непризнанная другими "истина", что они "избранный народ", существующий для великой духовной цели. Трагедия же современного поколения заключается в том, что оно, сохранив еще национальный инстинкт, не имеет национального идеала, во имя которого оно могло бы так же спокойно, как предыдущие поколения, переносить гонения. "Жить полной страданий и лишений жизнью и не возненавидеть жизнь — это возможно лишь тогда, когда страдающий знает, что он живет и страдает не только потому, что не может умереть, но и потому, что должен жить". "Возрождение национального духовного идеала стало поэтому для нас вопросом жизни... Но живая идея, великий национальный идеал не может возродиться на чужбине, где силы народные, оторванные от места их нормального роста, чахнут, не имея возможности пробиться наружу и развиваться свободно, беспрепятственно". А.-Г. не опасается, что евреи растворятся и сольются с окружающими народами; но, не веря в ассимиляцию, он боится другого; признавая одним из главных двигателей человеческой культуры двоякого рода подражание, "уничижительное" и "соревновательное" ("Chikkui schel hithbatluth" и "Chikkui schel hithcharuth"), он видит залог национального сохранения еврейства в его склонности к подражанию последнего рода, т. е. в стремлении перенять от других наций не их народный тип, a только те силы и способы, которыми эти нации сохраняют свою национальность; при таком условии еврейству нечего опасаться слияния с другими нациями, но зато ему грозит раздробление национального типа на много разновидностей. Части рассеянного в разных странах еврейства должны в силу "соревновательного подражания" перенимать от культурных народов, среди которых они живут, их привычки, способы мышления и действия, a это неизбежно отразится на национальном характере каждой данной группы евреев; таким образом, вместо одного национального типа еврея получится много частных типов (ibid., I, 174—7). Против такого распадения нации есть, по мнению А.-Г., лишь одно-единственное средство: образовать один общий культурный "центр подражания", который был бы одинаково дорог и авторитетен для евреев всех стран. "Необходима свобода духу нашего народа, необходимо свободное развитие на исторической почве в стране предков, дабы дух этот воспрянул после долгого сна и был в силах возродить национальный идеал и придать последнему соответствующую нашим потребностям форму, дабы идеал этот мог стать оплотом рассеянного народа, охранял его от нравственного падения, укреплял его силы, чтобы народ мог спокойно и сознательно переносить страдания до конца, чтобы он знал, за что и зачем он страдает". Словом, необходимо создать в Сионе духовный центр, который объединил бы духовными узами рассеянный народ. Для этого достаточно, если в Палестину переселится лишь незначительная часть еврейского народа, хотя бы только один его процент. "Этот один из ста и станет духовным центром рассеянного Израиля; в нем (в одном из ста) мы видим разрешение вопроса o cyществовании целого, a не в тех 99 частях евреев, словом, в той массе единиц, остающихся здесь. Периферия круга состоит из множества точек, но лишь одна-единственная точка, находящаяся в центре, является "душой", оживляющей все" (ibid., I, 24). Исходя из этой точки зрения, А.-Г. находит, что "учреждение в Палестине одной высшей школы или академии для изучения науки, литературы или искусства явилось бы более значительным национальным делом и содействовало бы достижению нашей цели в большей степени, чем основание ста земледельческих колоний" (ibid., II, 130). В статье "Переоценка ценностей", посвященной учению Ницше о сверхчеловеке, А.-Г. в чисто кантовском духе комментирует идею "абсолютной справедливости", во имя торжества которой народ должен добровольно обречь себя на бесконечные страдания и "один из ста" получает большую ценность, чем остальные 99; миссия еврейского народа заключается в том, чтобы стать "сверхнародом", "народом пророков", "воплощающим в себе из рода в род наивысший тип нравственности, быть неизменным носителем наиболее трудных нравственных обязанностей без всякой мысли о том, приносит ли он этим вред или пользу людям, a исключительно во имя существования этого высшего типа", так как "абсолютная справедливость, как самодовлеющая цель и как высшая степень совершенства человеческого типа, вовсе не обусловлена благом большинства. Справедливость — это истина, претворенная в дело (השעמנ תמאה), т. е. возвышение человека над всеми склонностями своего сердца и над всеми утилитарными помыслами как по отношению к себе лично, так и по отношению к другим, дабы он мог судить объективно и беспристрастно о всякой вещи и вникнуть в ее чистую сущность... Мы можем рассматривать абсолютную справедливость как душевное свойство сверхчеловека, не терпящее никаких ограничений во имя блага большинства. Эта высшая справедливость прорывается наружу и прокладывает себе дорогу, вовсе не считаясь с ее практическими последствиями, хороши ли они или дурны по отношению к внешнему миру" (ibid., II, 72 и 77). — А.-Г. как писатель и как личность сыграл крупную роль в умственных и культурных течениях русского еврейства последнего десятилетия 19 века. Некоторые элементы его национально-исторической доктрины стали общим достоянием, их усвоили даже многие из его идейных противников, отвергающих его систему в целом, но признающих его большой моральный и умственный авторитет как неутомимого и безупречного борца идеи духовного национального возрождения. Особенно значительное влияние А.-Г. оказал на еврейскую литературу, где он как публицист по богатству эрудиции, силе философского анализа и классической яркости стиля не имеет себе равного. А.-Г. является самой центральной, самой цельной фигурой в еврейской литературе последних двух десятилетий; его личность составляет одно гармоничное, неразрывное целое с его литературной деятельностью, во всех своих взглядах, от первой до последней написанной им строчки, он "был и есть сам, считающийся только с собственной совестью". Первое собрание статей Ахад Гаама вышло в одном томе под заглавием "Al paraschath derachim" ("Ha распутье") в 1895 г.; второе — в трех томах, в 1902—4 г.; некоторые из лучших работ А.-Г. переведены на главные европейские языки. — Ср.: Критикус, "Восх.", 1894, XI; С. Вернфельд "Daath Elohim" (1897); M. Бердичевский, "Dor wedorschaw" Achiassaf (1898—9) и "Achad Ha'am we'deotow" (Heatid, I, 1908); И. Клаузнер, "Духовный сионизм" (1900); его же, "Ascher Ginzberg" (Achiassaf, 1903); Тон "Hasoziologie schel Achad Ha'am" (Achiassaf, 1900); Γ. Цейтлин "Mikitwei achad hazeirim" (Hador, 1901); M. Рабинович, "Hajahduth we'haadam hoelion" (Haschiloach, 1902, IV); M. Acher, "Achad Ha'am" (Berlin, 1903); III. Я. Теплицкий, "Ha распутье" ("Евр. жизнь", 1905, III, V); X. Телем, "Achad Ha'am" (Hasman, 1905, I—III); Д. Β., "Обоснование сионизма в трудах Ахад-Гаама" ("Евр. жизнь", 1907, I—II).

С. Цинберг.