היהודים המדהימים
דצמבר 1, 2010
כתב העת (выпуск №6)
Род и Судьба
Вглядываясь в чью-то восстановленную по крупицам генеалогию, мы обнаруживаем, что каждый род, оказывается, имеет свою особую миссию в этом мире, которую неуклонно выполняют все его представители...
И у каждого из нас есть своя миссия или предназначение в этом мире. Но мы так мало знаем об этом...
Убийственная встреча
«Времена не выбирают – в них живут и умирают…» А. Кушнер
Эти люди могли никогда не встретиться друг с другом. Они были столь не похожи, что даже случайно встретившись, скорее всего не смогли бы найти общего языка. Им просто не о чём было бы разговаривать друг с другом. Родились ли они врагами? Скорее всего, нет. До некоторого времени ни один из них даже не подозревал о существовании другого. Они не были похожи на палача и жертву.
Оба они выросли в состоятельных семьях. Один закончил математический факультет Петербургского университета, а другой – юридический – университета Киевского, а затем и Мюнхенского. Оба были без сомнения людьми одарёнными и образованными. К мнению каждого из них в их среде прислушивались.
На этом собственно и кончается их сходство. Далее начинаются различия. Они получили разное воспитание. Один, не будучи евреем, молодость и начало своей карьеры провёл в городах черты оседлости. Другой, как раз евреем будучи, вырос в среде, ориентированной на русскую культуру.
У них были разные взгляды. Один был русский дворянин, монархист, государственник и сторонник русского капитализма, второй, по взглядам своим, скорее – разночинец, анархист, противник какой-либо власти и приверженец абсолютной личной свободы.
В конце концов, один из них был старше другого на двадцать пять лет и занимал крупнейшие государственные посты, а второй только начинал свою карьеру в качестве помощника присяжного поверенного и всеми своими помыслами и действиями пытался сокрушить существующую власть.
Эти люди были ничем не похожи друг на друга – они не должны были встретиться. И, тем не менее, они встретились и один из них, взяв на себя право судьи и палача, казнил другого.
Одного из них звали Пётр Столыпин, другого – Дмитрий Богров. Оба они были уроженцами Российской империи и семьи их по своему происхождению отличались друг от друга так, как только могли отличаться они в этой Империи.
Прадед Столыпина был столбовой дворянин, дед заведовал придворной частью, занимая почётный пост коменданта Кремля, а отец был генерал-адъютантом. Петру Столыпину на роду было написано занять в государстве российском приличествующую его предкам должность. И действительно, сам Петр был троюродным братом поэта Михаила Лермонтова, отец юного Петра был дружен с Великим князем Сергеем Александровичем, а брат матери в молодости был близким товарищем самого Николая Второго. Петру Столыпину оставалось должным образом зарекомендовать себя, проявив незаурядные качества своей натуры, чтобы сделать удачную карьеру и подняться по придворной лестнице до высших государственных чинов.
Какую судьбу семейное провидение предназначало для Дмитрия Богрова? Ответить на этот вопрос куда более сложно. Навряд ли семья готовила для него роль убийцы. Генеалогия прославленного его рода восходит к началу 14 века к городам Майнцу и Падуе, где проживали его знаменитые предки – раввины, талмудисты и философы. Его прадед был известным раввином, дед – не менее известным писателем. Хотя именно его дед, Гирш бен Ицхак Бехарав, первым нарушил семейную традицию. Он стал одним из основателей еврейской литературы на русском языке. Причём русский, на котором не говорили в их семье, он выучил самостоятельно. Его первые повести были столь удачны, что даже известный своими антисемитскими настроениями Некрасов опубликовал в своих «Отечественных записках» его «Записки еврея».
Вообще, дед Дмитрия Богрова отличался тем, что в каждом новом своём произведении всё более и более открещивался от еврейства – в первых романах он выступал против традиционного иудаизма, затем проповедовал модный в то время эмансипированный космополитизм и осуждение палестинофильских (сионистских) идей. Искания знаменитого писателя закончились, увы, не литературным, а гражданским актом – он отказался от веры отцов, перешёл в христианство и, переменив фамилию, стал Богровым Григорием Исааковичем. Правда, это событие не сильно отразилось на его сыне.
Отец Дмитрия был уважаемым членом киевской еврейской общины, присяжным поверенным и состоятельным человеком. Но, быть может, поступок деда косвенно предопределил судьбу внука? Порывать со своим народом всегда нелегко, человек вынужден себя как-то идентифицировать, и если он отказывается от собственного еврейства, то, увы, часто становится его врагом, а если он отвергает традиции предков, то вынужден изобретать новые – от космополитизма до анархии. Эта соблазнительная идея о том, что всё можно построить заново, до основания разрушив всё предыдущее, собрала в мировой истории свою достаточно кровавую жатву.
Но, впрочем, вернёмся к другому нашему герою. Итак, в то время, пока его будущий судья ещё не был рождён, ковенский помещик Пётр Столыпин находился в местах достаточно примечательных. Ирония судьбы заключалась в том, что этому выходцу из привилегированной дворянской среды, видимо, судьбою было начертано провести дни молодости своей в местах заселённых самыми бесправными и энергичными жителями империи.
Петя Столыпин не только начал своё образование в Виленской гимназии (а евреев среди населения Вильно было почти 50%), через десять лет после окончания университета он станет губернатором Ковно (45% населения – евреи). А ещё через некоторое время получит новый пост – губернатор Гродно. (В Гродно евреи тогда вообще составляли большинство населения – около 80%). Действительно, странно, почему потомственный столбовой дворянин должен провести половину своей жизни среди лиц презренной в России национальности?
Мистическое это совпадение (если иметь в виду, что и падёт он от руки еврея), видимо, не давало покоя Петру Столыпину всю его жизнь. Как никто другой из государственных деятелей империи он был не равнодушен к представителям этой странной, непонятной и полумистической для него нации. С самого начала его восшествия на главные государственные должности, еврейский вопрос будоражил его политическое воображение.
Его приход в правительство был отмечен грандиозным еврейским погромом. Из 82 убитых евреев большинство было заколото штыками или убито из армейских ружей. В тогдашней Думе разразился целый скандал по этому поводу – никто из депутатов не ожидал, что погром будет организован непосредственно, как сейчас принято выражаться, государственными структурами. Именно господин Столыпин нёс за это ответственность, ибо занимал в то время пост министра внутренних дел. (Кстати через некоторое время подобная политика Петра Аркадьевича приведёт к тому, что Конгресс США разорвёт русско-американский договор, действующий к тому времени уже 70 лет. Последней каплей для расторжения договора послужит отказ России на выдачу въездных виз американцам-евреям.)
Некоторые современники осуждали Петра Аркадьевича за отсутствие политической логики. И действительно - не успеют ещё затихнуть отголоски того знаменитого погрома, как Столыпин, уже в должности премьер-министра, соберёт свой кабинет для обсуждения вопроса о снятии некоторых ограничений с лиц еврейской национальности. Безусловно, самим этим фактом он даст сторонникам своим богатую пищу для рассуждений о благородстве нового главы правительства, а некоторым врагам – чуть ли не о любви его к этой ужасной нации.
Каждый готов был возвести напраслину на Петра Аркадьевича, а он, тем не менее, был просто человеком практичным. Он ставил перед собой цель и, как истинный прагматик, без каких бы то ни было сантиментов, искал пути для её осуществления. Как считал Столыпин, беда заключалась в том, что его современники, столь эмоционально откликавшиеся на любое решение власти, не могли достойным образом оценить замыслы своего премьера просто в силу своей исторической ограниченности.
Вот, например, стоило ему только задуматься о том выгодно или нет для русского человека нынешнее положение евреев, как члены «Союза Русских Людей» и «Союза Михаила Архангела» (Чёрной сотни) в тот же момент нелестно отозвались о собственном премьере: «Благодаря деятельности Столыпина Москва стала Бердичевом и Шкловом! Скоро дойдет до того, что в своей собственной стране Русский человек печатать и говорить будет в состоянии только то, что угодно евреям. Неужели нам не стыдно готовить своих детей в рабы этому племени?.. Хитрый еврей зорко следит за тем, чтобы гасить и вытравливать всякую вспышку национального Русского самосознания и горе тому гражданину, который не может в своей душе подавить крик: "Я хочу быть Русским!"
И всё это при том, что новый премьер, без сомнения, симпатизировал этим людям и пытался им разъяснить, что, во-первых – «никакой реальной пользы ограничения евреев для русского народа не приносят, потому что они постоянно этими евреями обходятся», во-вторых – «питают революционные настроения еврейской массы», а в-третьих – «служат поводом для противорусской пропаганды со стороны Америки – самого могущественного еврейского центра».
Но современники не хотели понять его: в своей слепоте они были уверены, что Столыпин сочувствовал евреям, и потому всячески пытался их положение облегчить. Пётр Аркадьевич был искренне возмущён самой абсурдностью этой мысли. Он даже подал по этому поводу записку на Высочайшее имя, в которой, приведя тот же список причин, с самого начала оговаривался, что «здесь никак не имеется в виду разрешения еврейского вопроса в полном объёме». Однако и Николай Второй, заподозривший, видимо, неладное, на всякий случай ответил: «Несмотря на самые убедительные доводы в пользу принятия положительного решения по этому делу, — внутренний голос все настойчивее твердит мне, чтобы я не брал этого решения на себя. До сих пор совесть моя никогда меня не обманывала. Поэтому и в данном случае я намерен следовать ее велениям...». (Кстати, не эти ли веления совести привели Николая Второго в ряды почётных членов «Союза Михаила Архангела»?)
Уместно напомнить читателю, в каком именно положении находились в это время евреи, подданные Его Императорского Величества. Они, как «инородцы», были ограничены в правах проживания, обучения, выбора профессии и в праве быть избранными. Если прибавить к этому бесчисленные волны погромов и ненависть большинства населения, то, в принципе, легко представить себе, что на территории России существовали в то время средневековые законы, касавшиеся, впрочем, только евреев.
Лучше всего мнение властей и населения выразил по этому поводу в своё время учитель Александра Третьего, знаменитый Победоносцев: «Еврей – паразит, удалите его из живого организма, внутри которого и за счёт которого он живёт, и пересадите его на скалу, и он погибнет».
Практически каждый из руководителей этой страны пытался по-своему преуспеть в этом начинании. Но, то ли скалы подходящей не находилось, то ли «паразиты» плодились слишком быстро, - несмотря на все старания власти, ей никак не удавалось «свести на нет это ядовитое племя». Естественно, Пётр Столыпин был не из последних, кто пытался осуществить этот славный замысел. Дело доходило до того, что премьер-министр лично распоряжался отчислить из Киевского политехнического института 100 принятых туда студентов евреев и принять на их места православных, получивших низкий балл на приёмных экзаменах.
Вообще, Пётр Аркадьевич находился в довольно сложной политической ситуации. Прослыв в своей стране одновременно «реформатором», «вешателем», «погромщиком» и «борцом за благо России», красноречивый оратор, бесстрашный человек, мужественный политик и выдающийся антисемит, он не нравился никому из граждан руководимой им страны. Его можно было сравнить с блестящим полководцем не нашедшим своего войска. Когда он решил, наконец, провести, затеянную ещё Витте аграрную реформу, на него ополчились и правые, и левые. Одни ругали его, за то, что он хотел разрушить крестьянскую общину, а другие за то, что не решился отдать крестьянам хотя бы часть государственных земель. В результате его провалившаяся реформа заслужила ряд нелестных высказываний. Конкретней всех выразился профессор Ауфхаген: "Своей земельной реформой Столыпин разжег в деревне пламя гражданской войны".
Государь-Император, назначая Столыпина на высший в правительстве пост, надеялся, что будущий премьер проведёт политику «успокоения» России, в которой революционные веяния распространялись на тот момент с неслыханной скоростью. Но и тут Пётр Аркадиевич навлёк на себя недовольство большинства населения. Искренне надеясь успокоить Россию, он заслужил лишь, как писал князь Андронников, «глубокое народное недовольство, озлобление и повальную ненависть».
Именно Столыпин впервые ввёл на всей территории России военно-полевые суды. Как известно, большевики потом с воодушевлением подхватят его почин. За предыдущие 80 лет в России было казнено в общей сложности – 720 человек. Пётр же Аркадьевич только за три года успел казнить 1102 и повесить 2964 человека. Витте, бывший премьер-министр, писал: "Никто столько не казнил, и самым безобразным образом, как Столыпин... Столыпинский режим уничтожил смертную казнь и обратил этот вид наказания в простое убийство. Часто совсем бессмысленное, убийство по недоразумению... Начали казнить направо и налево, казнят и за политическое убийство, и за ограбление винной лавки на пять рублей, мужчин и женщин, взрослых и несовершеннолетних".
В своём знаменитом "Не могу молчать" Лев Толстой был возмущён, что «все эти бесчеловечные насилия и убийства… в сотни раз превышают все то, что делалось и делается ворами, разбойниками и всеми революционерами вместе." Естественно, после подобных откликов глава правительства с грустью мог констатировать, что население его страны от низших до самых высокопоставленных слоёв совершенно ему не симпатизирует. Он даже вызвал на дуэль депутата Думы, позволившего себе оскорбительное выражение – «столыпинский галстук», как аналогию с виселицами, усеявшими страну. Он был человеком в высшей степени принципиальным и, несмотря ни на что, проводил свою политику, руководствуясь, исключительно, «благом России».
Как ни странно это звучит, но именно теми же мотивами руководствовался и Дмитрий Богров. Судьба этого человека вообще является одной из неразрешимых загадок русской истории начала двадцатого века. Биография его несравнимо короче биографии его жертвы. Он никогда не занимал никаких государственных постов, да и вообще его жизнь не казалась примечательной ни одному из его современников. Его судьба до определённого момента, а именно до 1 сентября 1911 года, ничем коренным образом не отличалась от судеб его сверстников.
И, тем не менее, по утверждению ряда исследователей, то, что он совершил 1 сентября 1911 года, «изменило ход русской истории – останься Столыпин жив, он без сомнения не позволил бы стране вступить в мировую войну и уничтожил бы революцию». Что толкнуло Дмитрия (или как писали в газетах того времени Мордехая-Мордко) Богрова на это убийство, не знает никто.
Дмитрий был состоятельным двадцатипятилетним молодым человеком, который, окончив Мюнхенский университет, вернулся в Россию и занялся адвокатской деятельностью. При этом известно, что ещё с гимназических лет, он связал свою судьбу со многими подпольными кружками. Вернувшись из заграницы, он поддерживает активные отношения практически со всеми существующими на тот момент революционными партиями. Потом внезапно выходит из их состава и фактически прекращает какую бы то ни было революционную деятельность.
Но, порвав с подпольным движением, этот блестящий юноша делает абсолютно неожиданный ход - он обращается в Киевское, а затем и в Петербургское охранное управление, предлагая свои услуги в качестве… агента. До сих пор историки теряются в догадках, по какой причине и для какой цели он совершил этот поступок. Полиция его не преследовала, в деньгах он не нуждался, политических взглядов не поменял.
Тем не менее, он начал работать на «охранку». И работал с таким успехом, что именно ему, в нарушение существующей инструкции, было оказано высочайшее доверие и выдан билет в Киевский театр, посетить который должен был в этот момент не только премьер-министр Столыпин, но и сам Государь-Император. (При этом в билетах было отказано некоторым генералам и большинству журналистов.) Более того, именно сам Дмитрий Богров предупредил охранное отделение, что в этом театре готовится покушение на Столыпина. В какую дьявольскую игру играл он с полицией?..
Далее уже известные нам события разворачивались с исключительной стремительностью. В антракте Богров, пройдя между креслами, приблизился к Столыпину. Охраны не было. (Кстати внезапное и странное отсутствие охраны является загадкой многих политических убийств этого безумного столетия.)
Дмитрий вынул браунинг и выстрелил два раза в упор. Он ранил премьер-министра. Столыпина отвезли в госпиталь. Через четыре дня он скончался.
Богрова задержали тут же в театре.
На вопрос - не планировал ли он убийство присутствующего там же Николая Второго? -
Богров твёрдо ответил – Нет. Ибо убийство государя могло вызвать еврейский погром. -
Через десять дней (небывалый для суда и следствия срок) Дмитрия Богрова повесили. Когда было вскрыто завещание Столыпина, родственники были поражены его первой строкой: «Я хочу быть погребённым там, где меня убьют». Никто до сих пор не знает истинных причин этого загадочного убийства. Поспешность суда и почти моментальная казнь породили массу подозрений. Ходили слухи, что Богров был просто пешкой в сложной политической игре власть имущих. Впрочем, какие только слухи не ходили тогда. Сам Богров неоднократно менял свои показания, придерживаясь однако раз и навсегда точно сформулированной им позиции – «может быть, по вашему это [мое поведение] и нелогично, но у меня своя логика». От адвоката он наотрез отказался.
Как пишет исследователь – «Богрова повесили спустя неделю после убийства. Говорят, во время казни он был абсолютно спокоен.»
Ни одна из многочисленных действующих тогда в России революционных партий, несмотря на всю престижность этого теракта, не взяла на себя ответственность за него. На допросе Богров показал: «Подтверждаю, что я совершил покушение на убийство статс-секретаря Столыпина единолично, без всяких соучастников, и не во исполнение каких-либо партийных приказаний. Более ничего добавить не имею.»
Милюков, в своих воспоминаниях, изданных в Нью-Йорке в 1955 году, намекает на причастность к этому убийству чуть ли не самого Николая Второго (известно, что в последние дни Столыпин находился в опале). Некоторые знатоки истории до сих пор приписывают это убийство таинственным масонам, а некоторые – карточным долгам Богрова или его разоблачению революционерами.
Известно, однако, что Дмитрий Богров в карты не играл, долгов у него не было, а революционеры, в действительности, и понятия не имели о его связи с охранкой. Целые книги посвящены загадочному этому убийству. Американская газета на идиш так откликнулась на это событие – "Мы не боимся, что человек, стрелявший в не человека (изверга), — еврей. Еврейская кровь добровольно была принесена на алтарь справедливости для того, чтобы смыть еврейскую кровь, которую убитый проливал ежедневно не ручьями, а морями."
Её поддержала и итальянская "Аванти" — "Еврей, в сердце которого взошли семена ненависти его расы, поруганной, преследуемой, убиваемой, осмеиваемой. Чтоб совершить ужасную месть, он решился надеть ненавистную маску агента тайной полиции. Чтоб совершить месть, он пожертвовал своей честью. Всемогущество ненависти! Казнь не могла не удаться. Столыпин не мог ее избежать".
При этом известно, что «при казни Дм. Богрова присутствовали специальные делегации от монархического союза и союза русского народа, командированные затем, чтобы опознать Дм. Богрова и засвидетельствовать, что казнен именно он, а не кто-нибудь другой вместо него».
А русская газета "Новое время" 13 сентября 1911 года сообщила: "В день казни Богров, беседуя с раввином Алешковским, сказал: "Передайте евреям, что я не желал причинить им зла, наоборот, я боролся за благо и счастье еврейского народа!"
Дмитрий Богров действительно мог сказать нечто подобное, но только не раввину Алешковскому, от встречи с которым он отказался, в связи с требованием суда об обязательном присутствии на ней полицейского чина.
Мы не знаем, насколько справедливы высказывания еврейской и итальянской газет по поводу целей и причин поступка Дмитрия Богрова.
В заключение мы можем только представить на суд читателя высказывания родного брата П. А. Столыпина - А. А. Столыпина, известного в то время писателя и публициста, о еврейском народе, опубликованные газетой "Новое время" через месяц после смерти премьер-министра.
«Необходимо понять, что расовые особенности так сильно ограничили еврейский народ от всего человечества, что они из них сделали совершенно особые существа, которые не могут войти в наше понятие о человеческой натуре. Мы можем их рассматривать так, как мы рассматриваем и исследуем зверей, мы можем чувствовать к ним отвращение, неприязнь, как мы чувствуем к гиене, к шакалу или к пауку, но говорить о ненависти к ним означало бы их поднять к нашей ступени. Англичане так устроили, что на Британских островах нет ни единого волка, и ни один англичанин не будет говорить и не будет даже думать о своей ненависти к этому вредному гнусному зверю...."
В этой статье были использованы изображения со следующих сайтов:
- http://renascentia.narod.ru
- http://tuad.nsk.ru
- http://wallpaperbase.com
- http://whataboutclients.com
- http://monar.ru
- http://gorduma.nnov.ru
- http://stolypin.ru
- http://rusidea.org
- http://radikal.ru
- http://stolipin1.narod.ru
- http://nnm.ru
- http://sovnarkom.ru
- http://tolstoymuseum.ru
- http://hrono.ru
Вернуться к оглавлению выпуска
תגובות
Elizaveta Shuster
Замечательный рассказ. Может быть в следующем номере журнала автор продолжит и покажет (хотя бы в версиях) что же все-таки двигало Багровым.
יצחק פוקסון
Напрашивается предположение, что вступление в ряды "охранки" было частью
плана Богрова. Почему автор его не делает, есть какие-то факты, которые говорят,
что это не так?
Please log in / register, to leave a comment