Куперник, Лев Абрамович

 ВСЕХ ПЛЕВАК СОПЕРНИК

Заголовок этот взят из частушки, ходившей по югу России в конце позапрошлого века:

«Одесский адвокат Куперник –

Известный всех Плевак соперник».

Соперник самого Плевако? Великого русского адвоката? Это уже интересно.

У Шолом-Алейхема в повести «С ярмарки» читаем:

«Имя Куперника (а простые евреи произносили его как Коперников), было почти столь же известно и популярно, как, к примеру, имя Александра фон Гумбольдта в Европе или Колумба в Америке. Кровавый навет, прогремевший на Кутаисском процессе, где Куперник добился оправдания обвиняемых, сделал его столь же знаменитым, как много лет спустя сделал знаменитым адвоката О. О. Грузенберга процесс Менделя Бейлиса. И так же, как о Грузенберге, о Купернике в свое время рассказывали чудеса, окружая его имя легендами…»

Прошло ровно сто лет со дня смерти этого выдающегося российского адвоката, крупного общественного деятеля, публициста, издателя, библиофила, театрала, меломана и мецената Льва Куперника. И что же? Кто нынче помнит о нем? Мимо его имени прошла даже «Большая советская энциклопедия», не говоря уже о словарях, справочниках и учебниках Украины, где проходила его бурная профессиональная и политическая деятельность.

Вспомним это славное имя, тем более, что и повод самый законный – еще одна круглая дата: Лев Абрамович Куперник родился 30 сентября 1845 года в Вильне.

Его родители, почтенные виленские купцы, дали блестяще одаренному мальчику прекрасное образование, уже в 15 лет он стал студентом Киевского университета. Однако после опубликования первого же своего сочинения, юный сочинитель был вынужден покинуть Киев… Уехав в Москву, он поступил на юридический факультет Московского университета и в 19 лет его окончил. Время было бурное: осуществилась судебная реформа Александра II, в результате которой изменилась вся система судопроизводства, появился институт присяжных поверенных; и новоиспеченный адвокат с головой погружается в новую для России деятельность «защитника по закону». Однако первое же его публичное выступление на уголовном процессе окончилось скандалом, вошедшим в историю российской адвокатуры: выслушав циничные показания убийцы 4-х человек, которого ему предписали защищать, Куперник заявил судьям: «Если закон позволяет обвинителю по совести отказаться от обвинения, то я считаю себя вправе отказаться от защиты. Да свершится правосудие!»

Этот душевный порыв молодого адвоката вызвал много шума в судейских кругах и чуть было не стоил ему места. Впредь он, конечно, никогда не отказывался от защиты клиента в зале суда, но и никогда не брал на себя защиту в тех случаях, когда это расходилось с его совестью.

После участия в нашумевшем деле «Клуба червонных валетов», где он защищал одну из 45 обвиняемых и добился ее оправдания, и, особенно, после громкого политического процесса «нечаевцев» (экстремистски-революционной организации «Народная расправа»), Куперник быстро становится популярным адвокатом. Его приглашают участвовать в самых сложных уголовных и в участившихся политических процессах, и он добивается оправдания или существенного смягчения участи своих подзащитных.

1878 год. Империю сотрясает первый после судебной реформы ритуальный процесс: в Кутаиси судят группу грузинских евреев, обвиняемых в убийстве маленькой девочки с целью употребления ее крови в пасхальную мацу… Русское общество взволновано, передовая юридическая общественность командирует на процесс наиболее сильных своих адвокатов для защиты Натана Цициашвили и его группы. Из Петербурга выезжает знаменитый адвокат П. А. Александров, прославившийся защитой и оправданием Веры Засулич, а из Москвы – молодой Лев Куперник.

Любопытно, как по-разному действовали на процессе эти два юриста. Опытный и самоуверенный П. Александров старался любым способом дискредитировать обвинителей, подчас издеваясь над прокурорами, а Л. Куперник прежде всего настаивал на наличии «закулисной силы», которая создала и раздувала это дело. Он тщательно и аргументировано доказывает беспочвенность обвинения евреев в убийствах с ритуальной целью. Речь Куперника на Кутаисском процессе впоследствии изучалась студентами-юристами как образец судебной защиты. Все обвиняемые были полностью оправданы. В Москву Лев Абрамович вернулся всероссийски известным присяжным поверенным.

На московский период приходится и событие в личной жизни Льва Абрамовича. Он женился. Произошло это почти как в водевиле.

Заместитель председателя Московского окружного суда Петр Михайлович Щепкин, сын великого русского актера Михаила Щепкина, получив от адвоката князя А. И. Урусова в подарок фрукты, наотрез отказался их принять. Его дочь Оленька почти насильно всунула в руки ему яблоко. В сердцах, Щепкин вышел из дому, сказав, что он отдаст его первому встречному и что обычно первым его встречает дворник… Однако у подъезда первым ему попался молодой адвокат Лев Куперник, которому Петр Михайлович и вручил яблоко, буркнув, что оно от его дочки Ольги. Куперник вежливо осведомился, может ли он лично поблагодарить девушку, получил разрешение, поднялся в дом и … вскоре женился на Ольге Петровне Щепкиной, пианистке, любимой ученице Николая Рубинштейна. Через год в студенческий праздник «Татьянин день» у них родилась дочка.

Увы, брак этот продлился недолго, около двух лет. Причина банальная – ревность. Молодой адвокат не был красавцем, но громадное обаяние и блеск ума делали его неотразимым, и он всегда был окружен самыми красивыми московскими дамами. Приревновав мужа к известной актрисе, Ольга забрала дочку и уехала в Киев.

Брак этот имел еще и такое последствие, как разрыв с родными. Куперник женился по православному обряду, и родители восприняли это очень тяжело – как измену убеждениям не только религиозным, но и политическим, как уступку темным силам. Впрочем, это не помешало им принять и полюбить внучку Таню.

Вскоре и сам Куперник переезжает в Киев. Здесь, кроме множества уголовных и гражданских дел, он с блеском выступил в нескольких громких политических процессах. Особенный резонанс имела защита им участников так называемого «Чигиринского заговора» (попытки революционеров-народников поднять восстание крестьян Чигиринского уезда Киевской губернии), где он спас обманутых провокаторами темных крестьян. Еще больший отзвук в России получило его участие в процессе «Двенадцати народовольцев». Куперник искусно обходил юридические ловушки, расставленные прокурором, и в конце увел обвинение от статьи, которая грозила всем двенадцати смертной казнью. Усилиями Куперника (ему помогал адвокат А. Гольденвейзер) обвинение было настолько расшатано, что суд вынес, к всеобщему изумлению, неожиданно мягкий для трибунала приговор: ни одной смертной казни и трое оправданных. Власти пришли в ярость, и председатель суда генерал П. Кузьмин был уволен…

Не ограничиваясь своей адвокатской практикой, Куперник все больше проявлял в Киеве общественную и политическую активность, причем с нарастающим риском для своей карьеры. Он был избран гласным Киевской городской Думы и в разгар казней революционеров направил Киевскому военному генерал-губернатору Черткову резкое письмо с требованием «пресечь вакханалию смертных казней». Генерал через полицмейстера ответил: «Я у него, Куперника, советов не спрашиваю и в них не нуждаюсь». После своего демарша Лев Абрамович оказался под многолетним полицейским надзором.

Тем не менее, адвокат все больше вовлекался в политику. Он на свои средства наладил в Киеве издание политической и литературной газеты «Заря» открыто антиправительственного направления. Власти терпели недолго и через несколько месяцев прикрыли крамольную газету. Атмосфера вокруг Куперника в Киеве сгущалась, и он был вынужден на несколько лет переехать в Одессу. Уже из Одессы жандармы доносили в Петербург, что «присяжный поверенный Куперник нелегально посетил Лондон, где установил связи с политэмигрантским “Фондом вольной русской прессы” во главе с С. М. Степняком-Кравчинским. Он передал этому Фонду свой “Проект русской конституции”, и его напечатали отдельной брошюрой без указания автора».

Начальник заграничной агентуры Департамента полиции

П. И. Рачковский в донесении директору Департамента Н. И. Петрову сообщал, что «по агентурным данным, в лице Куперника «Фонд» сделал серьезное приобретение… Он намерен издавать в Лондоне либерально-демократическую газету «Земский собор» и финансировать ее. Кроме Кравчинского предполагается участие Г. В. Плеханова».

В Англии была напечатана еще одна брошюра Куперника «О судебном преобразовании» – текст доклада, с которым Лев Абрамович выступил в Одесском юридическом обществе и за публикацию которого в Одессе хозяина типографии привлекли к суду…

Обыски в квартире Куперника были делом обычным. Однажды, во время очередного обыска в отсутствии хозяина, жандармы не заметили одного ящичка, в котором лежали бумаги, грозившие неизбежным арестом.

Дочь пишет: «Куперник – политический защитник. Этому была отдана вся его жизнь. Сколько жертв его удивительное красноречие в свое время буквально чудом вырвало у смерти! Он никогда не отказывался от самого безнадежного политического процесса. Многие вел безвозмездно. Не знал ни отдыха ни срока. Сегодня Одесса, завтра Нижний, оттуда Петербург, потом Томск, опять Одесса, затем Варшава или какое нибудь местечко. Неделями не выходя из вагона».

В 1896 году Куперник возвращается в Киев. Там проходят последние десять лет его жизни, насыщенные исключительно важной деятельностью и закрепившие за ним славу одного из крупнейших адвокатов России. В эти годы происходят события, сотрясающие империю. 1903 г. Кишиневский погром, организованный царской охранкой. Убито свыше 40 евреев. Чтобы не обнаружилась причастность властей к погрому, суд отказал адвокатам в их требовании вызвать на допрос губернатора, начальника охранки и полицмейстера. Тогда Куперник и его помощники демонстративно ушли с процесса. Это была первая в России адвокатская забастовка. Она получила громкий резонанс.

Вскоре в Гомеле последовал новый погром. На этот раз причастность властей к его организации была еще очевиднее. Но все, что противоречило официальной версии «драки на рынке», на суде пресекалось, так что, по выражению Куперника, «процесс о погроме превращался в процессуальный погром». И опять Куперник и его адвокатская команда заявили о «невозможности при таких условиях оставаться в зале заседания, сохраняя свое личное и сословное достоинство». Заявление было опубликовано в еженедельнике «Право» и произвело сильнейшее впечатление на адвокатскую общественность.

Мужественная, можно сказать отчаянная, борьба Куперника с царской судебной машиной за справедливость по отношению к жертвам еврейских погромов сделала его еще более знаменитым.

Вот как писали его современники:

«Не было такого медвежьего угла на юге России, где не было бы известно его имя.

Когда еврея выкидывали из деревни, он, захлебываясь, кричал: «Коперник есть Коперник! Айда в Киев!» Если крестьянина лишали надела и пускали по миру, крестьянин сообщал жинке: «Пийду у Кыив до Куперныка, кажуть, як батька жалие нас!».

На юге было и такое выражение: «Где бог отступился – там еще можно к Купернику пойти!»…

«Лебединой песней» Куперника-адвоката стало его смелое выступление в защиту матросов миноносца «Прут», присоединившихся к восставшему броненосцу «Потемкин». В Севастополе по законам военного времени судят 44 бунтовщика. Куперник бросает все дела и мчится их защищать. Прокурор требует смертной казни для 22-х обвиняемых моряков. Куперник спасает 18 из них, 15 оправданы, девяти назначены мелкие наказания.

В 1904 и, особенно, в 1905 году Лев Абрамович выступал на десятках политических процессов, временами – на нескольких процессах в течение одного месяца. В его некрологе говорится: «не было почти ни одного крупного политического процесса, в котором он не являлся бы защитником. Ни одного дела в военных, морских и других судах не проходило без его участия. Несмотря на свои 6о лет, он последние два года буквально провел в вагоне и на суде». При этом блестящий адвокат вступил в кружок политических защитников, который составляли молодые киевские адвокаты во главе с М. Б. Ратнером, и не уступал молодым ни в политической, ни в чисто профессиональной активности. Популярность Куперника как юриста была так велика, что на двух последних при его жизни Всероссийских съездах криминалистов в С.-Петербурге и Киеве он единогласно избирался почетным председателем.

Получая подчас большие гонорары, он, тем не менее, едва сводил концы с концами и всю жизнь терпел материальные затруднения, так как огромное количество дел вел бесплатно, а многим и помогал из своего кармана. Однажды, когда ему было особенно трудно, известный киевский миллионер Бродский предложил Льву Абрамовичу за большие деньги стать его личным юристом. Куперник ответил так: «Поступиться своим положением хотя и не великой, но самостоятельной державы, состоять при ком нибудь, быть в распоряжении кого бы то ни было и получать за это вознаграждение? – Нет!!!»

Куперник в этот период много пишет, сотрудничает с журналами «Юридический вестник», газетами «Русские ведомости», «Киевская заря», «Юрист». В противовес свирепствующему тогда черносотенному «Киевлянину» он в последний год своей жизни основал газету «Киевские отклики». Интересную статью он написал по поводу полемики небезызвестного Иоанна Кронштадтского со Львом Толстым, безоговорочно встав на сторону писателя, после чего Толстой прислал ему свое знаменитое письмо к духоборам.

К сожалению, почти не сохранились великолепные защитительные речи Куперника, так как говорил он по вдохновению, текстов своих выступлений не писал, ограничиваясь одному ему понятными набросками на любых клочках бумаги, а то и на манжетах. Кое что дошло в записях судебных журналистов. Оратором он был блестящим, его речи искрились чисто гейневским юмором (недаром Гейне был одним из его любимых писателей), а его умение допрашивать свидетелей считалось классическим. А прокурора он часто просто уничтожал своим сарказмом. В кругу юристов постоянно цитировались остроты и крылатые слова из его судебных речей. Впрочем, пользуясь своим остроумием как оружием против всякого зла и насилия, он никогда не употреблял его для издевательства над беззащитным, это отмечают все знавшие адвоката.

Вот как описывает наружность отца Татьяна Щепкина-Куперник: «…Невысокого роста, коренастый человек, очень легкий в движениях. Крупные черты лица, высокий лоб, умные, очень близорукие глаза, всегда в пенсне или очках. Из под небольших усов виден красивый, характерно очерченный рот. Волосы и усы темно-русые. Весь он по-мужски – не чрезмерно, но по настоящему – элегантен, до чрезвычайности чистоплотен и аккуратен. От него пахнет хорошим табаком и неизменно – «Ландышем» Лозе. Успех его у женщин был большой. Я часто слыхала: «противостоять Л. А. не может никакая женщина»… Их всех влекло к нему и это свойство очень печально отражалось на его семейной жизни. Только его последняя жена, на которой он женился уже немолодым, сумела по настоящему привязать его к себе.»

Теперь пора сказать, что Лев Куперник не был только юристом. Он профессионально заявил о себе и в искусстве. Музыку любил страстно, в молодости сблизился с Николаем Рубинштейном (учителем его первой жены), многолетняя дружба связывала его с П. И. Чайковским (переписка Петра Ильича с Куперником опубликована в полном собрании сочинений Чайковского). Дочь пишет, что в киевском доме всегда были певцы, музыканты, устраивались концерты. Лучшим другом его был европейски знаменитый скрипач Адольф Бродский, которому Чайковский посвятил свой скрипичный концерт. Куперник был членом дирекции одесского отделения Русского музыкального общества и пропагандистом-энтузиастом отечественной музыки. Дружил со звездами оперной сцены Иоакимом Викторовичем Тартаковым, (еврейский певец-баритон, солист Киевского, а затем и Мариинского оперных театров), Е. П. Кадминой, М. Е. Медведевым. Очень дружен был с Шаляпиным. Вот строки из письма Шаляпина Купернику от 4 октября 1903 года: «Жду Вас, чтобы крепко обнять и выпить стаканчик-другой винца. Итак, до свидания, мой любимый Лев».

Не меньше занимался Лев Абрамович и театральным искусством. Меценатствовал, регулярно писал рецензии на спектакли. Он возглавлял Киевское драматическое общество, способствовал началу блистательной театральной карьеры Е. Лешковской, перешедшей в Малый театр, и М. Потоцкой – будущей звезды Александринки. Известная актриса Малого театра Н. А. Смирнова вспоминала о нем: «Поклонник Малого театра, он, приезжая в Москву, не пропускал в нем ни одного спектакля. Многим я обязана Льву Абрамовичу в воспитании моего театрального вкуса». И далее: «Куперник и сам играл в любительских спектаклях, особенно любил роль Подколесина в «Женитьбе» Гоголя».

Последнее свидетельство особенно любопытно, не правда ли?

Куперник великолепно знал литературу – как русскую, так и европейскую. Дочь вспоминала: «У него была прекрасная библиотека в несколько тысяч томов (после его смерти пожертвована в Киевский университет), и, я думаю, в ней не было ни одной не прочитанной им книги. Он боготворил Пушкина и особенно любил Гоголя, Щедрина, Гейне – дух сатиры был свойствен ему».

И, наконец, пора рассказать о самом ценном «вкладе» Льва Куперника в отечественную культуру – о его дочери Татьяне Львовне Щепкиной-Куперник, знаменитой писательнице, драматурге, поэтессе, выдающейся переводчице.

Свою старшую дочь Куперник любил страстно и деятельно. Расставшись с ее матерью, он через некоторое время забирает Таню к себе, воспитывает по-своему, тщательно следит за ее образованием, руководит ее чтением, вводит в круг киевской и московской интеллектуальной элиты, в литературные и музыкальные сферы, годами тонко и деликатно направляет и формирует ее мировоззрение.

Дочь платит отцу горячей любовью и преданностью. Он для нее непререкаемый авторитет во всем – от проблем дамского гардероба и до вопросов внутренней и внешней политики. Ей импонирует всеобщее уважение и любовь к адвокату Купернику, и она с гордостью носит его имя, не поддаваясь на уговоры родственников взять фамилию матери, такую прославленную, благозвучную, благонадежную…. Даже свое первое стихотворение, написанное к столетнему юбилею своего прадеда Михаила Щепкина, она подписывает «Татьяна Куперник». Начав печататься, Татьяна ставит под своими произведениями это же имя. И только через несколько лет, когда в газетных хвалебных рецензиях на ее пьесу «Летняя картинка», поставленную в Малом театре, автора назвали «господином Куперником», Татьяна Львовна решила присоединить фамилию прадеда. Тогда и появилась писательница Щепкина-Куперник, прославившая оба славных имени.

Лев Абрамович первым оценил талант дочери и всячески способствовал ее литературным занятиям. Уже упомянутое стихотворение к юбилею Щепкина он передал в редакцию газеты «Киевское слово», и оно было напечатано. Когда Чайковский приехал (по приглашению Куперника) в Киев, Татьяна, по настоянию отца, дала ему свою одноактную пьесу. Она сохранилась в архиве композитора…с набросками музыкальных номеров! Чайковский просил ее почитать свои стихи, но девушка на это так и не решилась. Весьма напрасно, считал Куперник, ведь на ее тексты в Киеве уже писали романсы. Мало того, Татьяна была автором нескольких пьес. Отец послал их в столицы, и они были приняты и поставлены и в Малом театре, и в Александринке.

Татьяна Щепкина-Куперник

Впервые поехав за границу, Татьяна в Париже познакомилась с молодым поэтом Эдмоном Ростаном, привезла его пьесы «Принцесса Греза» и «Романтики» и сделала их стихотворный перевод, имевший ошеломляющий успех у театралов и читателей. Узнав об этом, Ростан прислал ей свою новую пьесу «Сирано де Бержерак». Татьяна перевела ее за десять дней. Эта новая работа 23-летней Щепкиной-Куперник поразила даже Горького, в чем он лично ей и признался. «Сирано» до сегодняшнего дня идет на сценах российских театров в этом переводе. Мы смотрим «Учителя танцев» или «Даму-невидимку» Лопе де Вега не подозревая, что это – можно смело сказать – классические переводы Татьяны Щепкиной – Куперник. Всего она перевела десятки пьес, в том числе 13 – Шекспира. Она говорила, что переводить произведения великого драматурга было для нее занятием более волнующим и важным, чем создавать свои.

Талантливые пьесы, стихи, сборники рассказов, наконец, блестящие переводы молодой писательницы принесли ей не только признание читателей и зрителей, но и уважение А. П. Чехова, А. М. Коллонтай, М. Н. Ермоловой. Дружба с великой актрисой продолжалась всю жизнь. После переезда в Москву Татьяна Львовна поселилась у нее дома, в знаменитой квартире с фиолетовыми стеклами, что на Тверском бульваре, и оставалась там после ухода Ермоловой из жизни еще почти четверть века, сделав эти старинные комнаты филиалом Бахрушинского театрального музея.

Истинная дочь своего отца, Татьяна была свободолюбива и благородна в своих жизненных принципах, свободна от предрассудков, и в первую очередь – от национальных.

Еврейская тема с нескрываемым сочувствием проходит у нее во многих рассказах и романах. В воспоминаниях, опубликованных в мрачном 1949 году, она с гордостью написала, что в пьесе «Флавия Тоссини», премьера которой состоялась в день Февральской революции, вся пресса особенно отмечала, что это была первая пьеса, в которой действующие лица – евреи, и вместе с тем – не персонажи из анекдотов.

Однако вернемся к герою нашего очерка, светилу российской адвокатуры Льву Абрамовичу Купернику. Он не скрывал своей гордости литературными успехами своей дочери, дарил друзьям издания ее книг, собирал вырезки с рецензиями на ее творчество. Но еще больше он был горд, когда ее книга «Это было вчера» была конфискована полицией, а молодой автор предан суду. Старый адвокат сам вызвался быть защитником Татьяны на процессе, но судьба распорядилась иначе. Простудившись накануне суда, он слег с воспалением легких, и через несколько дней его не стало.

1 октября 1905 года Киев хоронил своего Льва Куперника. Похороны переросли в политическую демонстрацию. Было много людей, особенно молодежи, много полиции, много венков, с которых полиция срывала красные ленточки. По пути следования погребальной процессии толпа пела «Марсельезу». В 1928 году дочь пишет: «Человек многогранной души, он больше всего любил свободу и Россию, любил как мать, которую любишь и жалеешь, какой бы она ни была. Ему платили тем же. Многие тысячи людей всяких сословий и национальностей пришли проводить его гроб».

Похоронили Куперника на кладбище «Аскольдова могила». И здесь Татьяна Львовна услыхала, как две приличные дамы громко возмутились: «Скажите, пожалуйста, жида на христианском кладбище похоронили!»…

Т. Щепкина-Куперник приводит строчку из письма отца, написанного незадолго до смерти: «Хоть еврей, я страстно люблю матушку Русь, я чувствую себя хорошо только здесь…» А дальше Татьяна Львовна пишет: «Куперник не увидел революции 1905 года. Но он не увидел и страшного еврейского погрома, разразившегося при деятельном участии полиции вскоре после его смерти в Киеве, когда, между другими, черносотенные банды искали «Куперниковское отродье», чтобы убить. И моей мачехе (к слову сказать, чисто русской женщине) пришлось отсиживаться в подвале, чтобы спастись…

Зато любовь – больше – обожание «малых сих» – всех этих обездоленных крестьян, затравленных евреев, задавленных матросов – долго принадлежала ему и память о нем живет в этих краях и сейчас»…

Живет ли?

В этих краях полвека спустя, в сентябре 1955 года, другая дочь Куперника обратилась к правительству УССР с предложением увековечить память Льва Абрамовича – отметить мемориальной доской дом на Театральной площади Киева, где он жил и умер, и включить биографическую справку о нем в текущее издание энциклопедии.

Надо ли говорить, что ничего этого сделано не было. Прошло еще полвека. Тишина.

Григорий Спектор

«ЕВРЕЙСКОЕ СЛОВО», №38 (261), 2005 г.