Юный Гений

В России надо жить долго — расхожая истина. Иначе не успеешь сделать задуманное, пробиться, утвердиться и занять место в первых рядах. А если ушел из жизни рано, то тут же забыли, и имя покроется ряской забвения. Хотя бывают и исключения: Дмитрий Веневитинов, проживший всего 21 год, Семен Надсон — 24. Это в XIX веке. А в XX-м — Лев Лунц, 23 года. Лет, конечно, мало, но успел сделать немало.

О Лунце и вспомним. Огромный талант, феерическая многогранная личность. Лучезарный веселый человек. Но так мало прожил — судьба. Прозаик, драматург, публицист. А еще и блестящий организатор, один из создателей литературной группы «Серапионовы братья». Яростный искатель новых художественных форм, восставший против скучного бытописательства и бросивший лозунг «На Запад!» И конечно, Лунц не мог предположить, что спустя некоторое время Советский Союз отгородится от Запада железным занавесом и будет его хулить и поносить. Юный Лунц считал, что Запад — это энергия, напор, динамика, пример для подражания.
Лев Натанович Лунц родился 2 мая 1901 года в Петербурге. Выходец из еврейской семьи буржуа средней руки, благополучной, обеспеченной. Отец, Натан Яковлевич Лунц, — выпускник Тартуского университета. Женился на Анне Ефимовне Рабинович, пианистке, и увез ее в Петербург, где приобрел в собственность аптеку.
При слове «аптека» вспоминаются блоковские строчки: «Аптека, улица, фонарь». И далее: «Пустая улица. Огонь в окне. Еврей-аптекарь охает во сне». Семья Лунцев достойно преуспевала (отец наладил торговлю медицинским оборудованием) и думала о будущем, давая детям хорошее домашнее воспитание и образование. Родители прививали им с раннего детства любовь к искусству, музыке, литературе, театру, и это сыграло большую роль в формировании Льва Лунца.
В семье воспитывалось трое детей: старший Яков, средний Лев и младшая Евгения. Дети росли подвижные, непоседливые и постоянно что-то придумывавшие, короче, шалуны. Мать жаловалась: «У всех дети как дети, а у нас — сумасшедший дом». Нет, не сумасшедший, а нормальный дом интеллигентов, где перемежались смех и мысль, серьезные занятия и детские проказы.
Выделялся Лев, у которого рано обнаружились лингвистические способности, тяга к слову и словотворчеству. Родители определили способного мальчика в Первую санкт-петербургскую гимназию, которая славилась высоким уровнем преподавания иностранных языков, серьезным изучением литературы. Лунц окончил гимназию весной 1918 года с золотой медалью. Далее историко-филологический факультет Петроградского университета. На первом курсе Лунц блестяще сдал все зачеты и экзамены и был переведен сразу на четвертый курс. Среди студентов он выделялся жаждой знаний: мало ему было университета, он стал посещать занятия новообразованного Педагогического института. Как отличнику Лунцу предложили заняться научной работой на кафедре романо-германской литературы. Надо заметить, что талантливый юноша владел пятью языками и чувствовал себя во французской, немецкой, испанской литературе как дома.
Помимо всего прочего, Лунца зачислили на работу младшим научным сотрудником в Институт истории искусств, где он занимался наукой, проводил собственные исследования, в частности, о комедиях Мариво, французского комедиографа XVIII века. И успевал еще слушать лекции знаменитых ученых. Он упивался знаниями и становился настоящим эрудитом. Многие принимали его за старика, думали, что пишет какой-то пожилой ученый. А ему-то было всего 20 лет!..
Николай Чуковский, сын Корнея Ивановича, вспоминал: «Лев Лунц был кудрявый шатен, среднего роста, со светло-карими глазами. Он обладал замечательным характером — был добр, скромен, жизнерадостен, трудолюбив, серьезен и весел. Я обожал его... Он был человеком огромного темперамента и мгновенных реакций... Говоря, он постоянно бывал в движении, жестикулировал, перескакивал со стула на стул. Это был ум деятельный, не терпящий вялости и покоя... В университет он поступил чуть ли не в 15 лет и прошел его курс так же стремительно и блестяще, как делал все...»
А тем временем обстановка в Петрограде оставляла желать лучшего. Волна национализации накрыла всех собственников, была национализирована и аптека отца Лунца. Из преуспевающего буржуа он превратился в мелкого служащего, да еще с клеймом «бывший». И тогда Натан Яковлевич принял решение покинуть Россию. Он восстановил свое прежнее литовское подданство и уехал с семьей в Литву, а оттуда перебрался в Германию. Обосновался в Гамбурге и, не опасаясь раскулачивания, завел там собственное дело. Отец настойчиво звал Льва, но тот наотрез отказался покинуть Петроград, где были интересная работа, друзья, творчество и отчаянные споры о том, как надо писать.
В письме к Максиму Горькому (16 августа 1922) Лев Лунц писал: «Покинуть Россию навсегда я не могу. Для того чтобы уехать, я должен перейти в литовское подданство, а это противно. Противно! Россия — моя Родина. Россию я люблю больше всех стран... Смею ли изменить своей стране?»
Лунц уже был серьезно болен, ему надо было срочно лечиться, а он пренебрегал своим здоровьем, жил в сырой холодной комнате писательского общежития в Доме искусств; естественно, как и все, плохо и скудно питался, но горел творческим огнем. Горел и сгорел окончательно...
Созданная усилиями Максима Горького сначала при издательстве «Всемирная литература», а потом при Доме искусств студия стала первым этапом писательской карьеры Льва Лунца. В Студии были прекрасные учителя — Андрей Белый, Николай Гумилев, Евгений Замятин, Корней Чуковский, литературоведы Жирмунский, Тынянов, Шкловский, Эйхенбаум. Атмосфера учения и общения была замечательной: на равных дискутировали по всем вопросам маститые и начинающие писатели.
В Студии сложился кружок молодых и амбициозных начинающих литераторов, который под руководством Лунца был преобразован в «Серапионово братство» (название было взято у Гофмана). В статье «Почему мы „Серапионовы братья“» (ее потом стали называть манифестом, а автора — теоретиком группы) Лунц объяснял: «Мы не школа, не направление, не студия подражания Гофману. ...Мы назвались „Серапионовыми братьями“, потому что не хотим принуждения и скуки, не хотим, чтобы все писали одинаково. ...В феврале 1921 года, в период величайших регламентаций, регистраций и казарменного упорядочения, когда всем был дан один железный и скучный устав, мы решили собираться без уставов и председателей, без выборов и голосований. ...Мы — братство — требуем одного: чтобы голос не был фальшив. ...Слишком долго и мучительно правила русской литературой общественность. Пора сказать, что некоммунистический рассказ может быть бездарным, но может быть и гениальным. ...Мы пишем не для пропаганды».
Из воспоминаний Вениамина Каверина: «В кругу „Серапионовых братьев“ Лев Лунц занимал особое положение. Каждый из нас писал по-своему, у каждого был свой, особенный путь. Но в своем отношении к Лунцу мы были единодушны. Именно он поддерживал среди нас атмосферу нравственного единства».
В состав «Серапионова братства» входили Лунц, Каверин, Зощенко, Всеволод Иванов, Тихонов, Слонимский, Никитин, поэтесса Полонская и другие молодые гении. Официальная дата создания группы — 1 февраля 1921 года. В 1924-м серапионы шумно отметили свое трехлетие. Лунца не было, он боролся со своей болезнью в Германии.
В его адрес серапионы написали послание со словами о его заслугах: «Полон почтения к твоей уважаемой голове» (Евгений Шварц); «Левушка, милый, самый хороший человек в моей жизни...» (Михаил Зощенко); «Дорогой мой дружочек... люблю тебя от всего сердца, милый мой, и отдал бы много из моей жизни, чтобы видеть тебя сейчас и расцеловать как брата, самого любимого, самого чудесного из нас. Твой до самого сердца Веня Каверин»; «Золото мое! Лева... целую тебя во все глаза и уши. Довольно валяться, старина. Меня обижают, Лева, без тебя... Старый бандит Н. Тихонов»; «Мое мнение о тебе «равно всегда», ты — гениальный человек. Я тебе могу писать только с необыкновенным почтением, как Льву Толстому: единственный человек, которого я признаю своим учителем... Михаил Слонимский»; «Милый мой, какая жалость, что ты не с нами!.. Константин Федин». Вот так относились коллеги-серапионы к брату Льву.
«Серапионовы братья» продержались немногим более десяти лет и, как заявил на Первом съезде советских писателей в 1934 году Всеволод Иванов, серапионы прошли путь от отрицания «всякой тенденциозности в литературе до искреннего признания большевистской тенденциозности». Короче говоря, начали со здравия свободомыслию, а кончили за упокой всякой свободы и успокоились единомыслием и послушанием. И никаких экспериментов! Только социалистический реализм. И после Первого съезда советских писателей никаких мыслящих и ищущих серапионов практически не было. Умер Лев Лунц. Подвергся жестоким гонениям Зощенко. Другим повезло более: Николай Тихонов вышел в литературные генералы, Каверин и Шкловский прожили долго и издали много книг. А вот Лунц...
Лев Лунц говорил, что у него «3/4 жизни занимают серапионы». Но, правда, он успевал заниматься и своим творчеством. Как вспоминал Каверин: «Лунц был крепок, плотен, кудряв. Жизнь так звенела в нем, когда странная, до сих пор не разгаданная болезнь накинулась на него злобно и свирепо. Он отбивался... не терял надежды... и работал, работал...» Строки о том, что «цвету, толстею» не соответствовали действительности. Лунц не цвел, а увядал. Его поместили в гамбургскую больницу, где он находился до конца жизни. Скончался 8 мая 1924 года от эмболии мозга, родственники похоронили Льва Лунца согласно еврейской традиции. Могила на одном из кладбищ Гамбурга существует и ныне.
Литературное наследие Льва Лунца — пять драматических произведений, несколько рассказов (проза послабее его пьес), много рецензий и статей. В 1920 году Лунц написал в жанре антиутопии трагедию «Вне закона» с откровенными аллюзиями на действительность первых лет советской республики. В пьесе Лунца Алонсо превращается в нового диктатора, в тирана и упивается своею властью. Трагедия «Вне закона», а ее хотели ставить в Малом театре, была запрещена наркомом Луначарским, который в письме к художественному руководителю театра Южину писал: «...Какого черта, в самом деле, станем мы ставить драмы, которые помоями обливают революцию, на наших глазах вышедшую с чрезвычайной честью из всех испытаний огромного переворота? У нас нет никаких Алонсо...»
В Москве антиутопии Лунца испугались, а на Западе она была включена в репертуар театров Берлина, Вены, Праги и других столиц. В 1923 году «Вне закона» переводят на испанский и немецкий языки, позже издадут на итальянском. Ее ставят и в Одессе. В одном из журналов появляется анонс: «Одной из ближайших премьер Госдрамы ставится новая пьеса Льва Лунца “Вне закона”. Ставит пьесу Л.Ф. Лазарев. Главную роль играет Корнев». А в № 1 за 1924 год в столичном (Петроград – Москва) журнале «Жизнь искусства» была напечатана рецензия на спектакль. «В поисках революционного материала Одесский драматический театр им. Шевченко остановил свой выбор на произведении молодого автора Льва Лунца “Вне закона”».
В том же 1920 году Лев Лунц написал пьесу «Обезьяны идут!» и этой пьесой предвосхитил драматургические поиски Даниила Хармса и других обэриутов, а также мировых абсурдистов Ионеско и Беккета. А в 1922 году он получил приглашение от московского еврейского театра «Габима» руководить литературной частью и сотрудничал с ним до своего отъезда за границу.
В 2007 году вышел том литературного наследия Льва Лунца. В конце 2011 года вышел фильм «Лев Лунц и “Серапионовы братья”» (автор сценария и режиссер — Владимир Ненашев), который рассказывает об уникальном литературном объединении «Серапионовы братья» и о душе сообщества — рано ушедшем из жизни Льве Лунце…
Лев Лунц, юный гений, из того времени...
Юрий БЕЗЕЛЯНСКИЙ, Россия