Невероятные евреи
Март 1, 2011
журнал (выпуск №8)
Шофар судьбы
В этой рубрике мы расскажем вам о самых невероятных евреях, их безумных судьбах и захватывающих приключениях.
Шофар – боевой рог древних евреев, позднее ставший в основном ритуальным инструментом, в который трубят во время праздников и по торжественным случаям.
Почему?..
(Xаим и властелин)
Город Акко - это не что иное, как тень самого себя.
Так, по крайней мере, утверждает историк средневековья Мирон Бенвеништи.
Город, который, как минимум, три раза менял своё месторасположение.
Возникновением и самим существованием обязанный морю, он изначально был построен достаточно далеко от воды, на холме, который в современной народной этимологии прозывается Наполеоновой горкой (Гиват-Наполеон), имя же ему - Тель-Пухар.
В греко-римский период Акко, под именем "Птолемаис", медленно выползает к морю.
Во времена крестоносцев Акко - Акре - самый крупный город Святой Земли. Больше Цора. Больше Кейсарии. Больше Яффо. Больше Иерусалима.
Потом приходят мамлюки, и сравнивают Акре с землёй.
Потом пришли турки. О, это - отдельная песня!
Особенно всё, что связано с правителем по имени Ахмад, по прозвищу эль-Джаззар - "мясник".
Когда в 1721 году родился человек, которого мы называем Ахмадом эль-Джаззаром пашой, он пашой не был. И эль-Джаззаром его ещё не называли. И имя его было вовсе не Ахмад. Более того, он и мусульманином-то не был.
Парень родился в Боснии (некоторые, впрочем, утверждают, что он был албанцем) в христианской семье. Ребёнок был резов. Насчёт "мил" - не уверена...
В 17 лет оказался замешан в убийстве, бежал из Боснии. Поступил матросом на корабль. Снова попал в неприятности, изгнан с корабля. (Sic! - скажу я; при вольной, разгульной и не слишком праведной жизни средиземноморских моряков, что ж такого ухитрился натворить паренёк, если его с позором вышвырнули даже они?!)
Перебрался в Турцию.
Совершил выгодную сделку: сам себя продал в рабство. Я же говорю - резов!
Был перепродан в Египет, куплен губернатором Каира. Принял ислам, взял имя Ахмад, освобождён от рабства и определён в военную школу в качестве мамлюка.
Видимо, отличался редкостными дарованиями, потому что достаточно быстро получил назначение управляющего одной из египетских провинций, а затем сменил своего благодетеля на посту губернатора Каира.
Снова тот же рефрен: влип в неприятную историю. Вынужден был бежать в Турцию. В Истанбуле поступил на службу османским властям.
В 1772 г. Ахмада посылают в Бейрут, где он должен разобраться с друзским шейхом Юсуфом, претендующим на самостоятельное правление. Начинает с того, что присваивает 50 тысяч пиастров, принадлежащих шейху, после чего громогласно объявляет, что нет в Бейруте иной власти, кроме власти султана.
Оскорблённый шейх Юсуф вступает в союз с бедуинским правителем Галилеи и с командованием российского военного флота в Средиземном море (в это время идёт очередная российско-турецкая война). Все вместе они осаждают Бейрут. Эль-Джаззар вынужден сдаться, Даар эль-Омар берёт его в плен и везёт в Акко.
Так, в качестве пленного, эль-Джаззар впервые видит город, который станет его судьбой на 30 лет.
Впрочем, Джаззар по-прежнему резов. Он удивительно быстро выбирается из плена, возвращается в Бейрут, собирается с силами и идёт войной на Даар эль-Омара. К этому времени (к 1775 г.) русско-турецкая война заканчивается, и османская империя начинает наводить порядок в провинциях, разбираясь по полной с не в меру самостоятельными местными правителями.
Престарелый Даар эль-Омар, которому уже за 80, бежит вместе со своими близкими из Акко, но по дороге вспоминает, что в суматохе самая юная - 18-летняя - его жена забыта дома. Не колеблясь, он разворачивает коня и мчится за ней. "Вот это - мужчина!" - скажете вы. "Вот это - мужчина!" - соглашусь я.
Что случилось дальше, рассказывают по-разному. Либо конь Даара упал и придавил всадника, либо перехватили его люди Джаззара - не знает достоверно никто. Известно лишь, что эль-Джаззар отправил отрубленную голову Даар эль-Омара турецким властям в качестве доказательства того, что он, Джаззар, "восстановил конституционный порядок".
С этого момента Ахмад эль-Джаззар становится правителем Сидонского вилайета, а в качестве своей резиденции выбирает Акко.
Размеры подвластной ему территории поразительны - от Кейсарии до Баальбека.
Именно эль-Джаззар отстроил Акко заново.
Город расцвёл. Он стал одним из крупнейших центров восточного Средиземноморья. Торговцы съезжались со всего света, свозили товары, продавали, покупали. В городе, кроме мечетей, действовали церкви, несколько синагог и две ешивы. Надо сказать, что в своих коммерческих проектах, как и во всём остальном, эль-Джаззар руководствовался не только расчётами, но и минутными порывами. Эмоциональный был человек Джаззар-Паша. Например, чем-то ему не угодили французские фактории в Акко, Сидоне и Бейруте. И в 1791 г. он приказал всех французских торговцев изгнать со своей территории в трёхдневный срок. И вообще, с этих пор весьма неприязненно и предвзято стал к французам относиться. Человек должен был серьёзно взвесить, действительно ли он хочет принадлежать к «ближнему кругу» эль-Джаззара: сегодня ты блаженствуешь в роскоши, а завтра… кто знает, останешься ли в живых. Множество людей преждевременно окончили свои дни во времена эль-Джаззара.
Говорят, что одним из развлечений Ахмада-паши было собственноручно отрезать людям головы.
Говорят, что надоевших жён из своего гарема он приказывал живыми закапывать в землю. Ну, такой вот радикальный способ развода, избавляющий от уплаты алиментов.
Говорят, что, как минимум, семерых своих жён он умертвил лично.
Но не эль-Джаззар герой нашего романа. Джаззар-Паша лишь фон, декорация, сопровождавшая большую часть жизни нашего истинного героя. Ибо герой наш скорее полная и очевидная противоположность боснийского мясника. Наш герой – инвалид, калека со страшным обезображенным лицом. Наш герой – удивительный человек, еврей, память о котором сохранилось в нашем народе.
Я снова и снова возвращаюсь к этому рисунку. Видимо, он был сделан по памяти, дома, после аудиенции - вряд ли османский владыка эль-Джаззар и его приближённые позировали художнику. Следовательно, рисунок достаточно условен. Вряд ли даже можно считать его портретом. По крайней мере, портретом человека, который в последнее время интересует меня всё больше и больше, и сведения о котором приходится выуживать буквально по крупицам.
Я говорю не о Джаззаре-паше, изображённом в центре рисунка. Я - о нашем герое - Хаиме Фархи, который стоит по правую руку от паши и протягивает какой-то документ. Ещё раз - вряд ли тут существует портретное сходство. Но это единственное изображение Фархи, которое мне удалось найти.
Посмотрите на него. Попытайтесь абстрагироваться от изуродованного лица. Отсутствие носа, глаза, уха, - всё это последствия минутного неудовольствия или каприза владыки Акко. Кстати, говорят, что, когда мать Хаима после нескольких лет разлуки увидела, что сделали с её сыном, она умерла от разрыва сердца. Но не об этом речь. Посмотрите, он ведь совсем молод, этот еврейский сарраф (банкир, казначей, министр финансов) при всемогущем, великом и жестоком правителе Сидонского вилайета Ахмаде эль-Джаззаре!
О положении евреев в турецкой Османской империи можно говорить много, да и в разные периоды ситуация менялась довольно значительно. Позволю себе привести то, что писал великолепно осведомлённый Абдолоним Убичини по этому поводу: «Их спокойствие под османским управлением столь разительно противоречит волнениям и бунтам других реайя (всё податное население Османской империи, в том числе - нетурецкое и немусульманское - прим)... что объясняется частично мирными обычаями и расположением евреев, не возбуждающими недоверия Порты… Будучи терпеливыми, трудолюбивыми и покорными судьбе, они вместе с тем не производят впечатления униженности, несмотря на ряд старых законов (например, против роскоши), которые их дискриминировали». Правда, писал он это несколькими десятилетий позже, в 1840 г., но, полагаю, в данном случае экстраполяция уместна.
Хаим Фархи был выходцем из уважаемого семейства дамасских финансистов, по слухам, ведущего свой род от "дома Давидова", члены которого с 1740 г. имели статус саррафов. Считается, что основатель их рода, Эстори бен-Моше Фархи — известнейший палестиновед и выдающийся талмудист, родился во Флоренце (Испания) около 1282 года, а умер в Палестине, куда и перебрался в 30-летнем возрасте, в 1387 году. Фамильное имя Фархи происходит от названия его родного города (Флоренце — цветок — перах (на иврите), отсюда - Ф(п)архи).
Его потомок и отец нашего героя Хаима Фархи - Шауль (Шихада) Фархи - обладал настолько большим и прочным влиянием в Дамаске, что даже позволял себе публично заступаться перед турками за обиженных, и не только за евреев, но и за христиан. Его старшие сыновья, Шломо и Рафаэль, тоже были влиятельными финансистами.
Хаим был третьим сыном в семье, и, естественно, с младых ногтей занимался финансами. Хотя по слухам отец мечтал, чтобы Хаим стал раввином. Но редко сбываются родительские мечты. Хаиму ещё не было и 30 лет, когда он уже поступил на должность министра финансов при грозном, внушающем трепет Ахмаде эль-Джаззаре, и в этом качестве примерно с 1790 г. стал жить в Акко.
Это было нелегко - занимать подобный пост. Думаю, что это было страшно. Совершенно точно - это не было скучной синекурой.
Ахмад эль-Джаззар, который был почти на 40 лет старше своего министра финансов, и прожил бурную жизнь, обладал вспыльчивым и жестоким до садизма нравом. При этом, он был, несомненно, очень талантлив как правитель, архитектор, инженер и военачальник.
Взлёты и падения... Утончённая роскошь и ежедневная смертельная угроза... Игра с этой угрозой. Зачем это было надо Фархи?
Власть - практически, безграничная?
Ведь эль-Джаззар доверял ему безмерно. Ну, по крайней мере, настолько, насколько он вообще умел кому бы то ни было доверять.
Богатство - огромное, увеличивающееся день ото дня, полное соблазнов?
Причём, соблазнов не только материальных - роскошь и богатство позволяют наслаждаться произведениями искусства, недоступными большинству. У Хаима Фархи, например, был великолепный свиток ТАНАХа, переписанный великим Элишей Кераскесом в Провансе в 14-м веке (свиток этот после гибели Фархи попал к британскому консулу в Акко, и спустя 100 лет был возвращён семье).
Своеобразное наслаждение от ежедневной игры в кошки-мышки со смертью?
Честолюбивая гордость: я так могу!? Я - фактический правитель провинции, талантливый, интеллектуально намного сильнее окружающих, с ясной головой и умением просчитывать на много ходов вперёд...
Ощущение того, что, вместе с правителем, делаешь большое и важное дело?
Ведь за всеми великими проектами Джаззара, возродившими Акко из обломков и сделавшими его одним из самых процветающих городов побережья, стоял финансовый гений Фархи. Когда Наполеон девять раз шёл на приступ городских стен, а престарелый владыка не щадил сил, своих и чужих, для защиты Акко, он входил в "малый круг" организаторов и вдохновителей обороны, её мозговой и организационный центр. Славный такой интернациональный кружок победителей Наполеона: принявший ислам босниец эль-Джаззар; англичанин Сидней Смит; француз Луи-Эдмон Антуан де Филиппо; еврей Хаим Фархи. Утверждают, что знаменитое заявление Бонапарта о том, что, в случае его победы, Эрец-Исраэль будет отдана евреям, французский полководец сделал именно для того, чтобы склонить Фархи на свою сторону...
Или возможность помогать своим братьям, евреям Акко и всей Галилеи?
Фархи отличался необыкновенной щедростью. Он жертвовал огромные суммы на синагоги Акко и Дамаска. При нём расцвели ешивы. Сефардский еврей, он стал, тем не менее, центральной фигурой в расселении в Галилее хасидов - учеников Бааль Шем-Това. Его почтительно называли "эль-Муаллем" - "Учитель"...
Может быть, работала не одна причина? Две? Три? Все?
В любом случае, вплоть до самой смерти эль-Джаззара в 1804 г., на протяжении около 15 лет Хаим Фархи был рядом с ним.
Правда, смерть принципала Фархи встретил в тюрьме. Не знаю, было ли это ему впервой. Не уверена.
Освободившись, Фархи принял деятельное участие в гонке наследников эль-Джаззара, бросив всё своё немалое влияние на весы в пользу сына эль-Джаззара, Сулеймана. И выиграл. Сулейман стал новым пашой, а Хаим Фархи при нём - министром финансов и фактическим правителем вилайета.
Вот так выглядел Акко во времена Сулеймана-паши:
Не знаю, каково было Фархи рядом с Сулейманом-пашой, человеком слабым и подозрительным. Всех европейцев, например, тот считал шпионами (кстати, кое-кого – небезосновательно), но, тем не менее, опасался их сердить и был угодлив с западными визитёрами.
Финансовая и фискальная политика в вилайете оставалась той же, что при Джаззаре, но общий экономический упадок в Османской империи давал себя знать. Акко сдавал позиции, к 1818 г. там насчитывалось всего около 10 тысяч жителей... И… «приготовьтесь, сейчас будет грустно."
В 1818 г. Сулейман-паша умирает. Снова начинается свалка у престола. Снова Хаим Фархи бросается в бой, на этот раз - за приёмного сына Сулеймана Абдаллу. И преуспевает. Себе на голову...
Что произошло совсем скоро, года через полтора?
Утверждают, что Хаима Фархи оклеветали.
Кто?
Думаю, что недоброжелателей у Фархи хватало. Тут и ближайшие советники паши, борющиеся за влияние над слабым властителем. Тут и недовольные тем, что в Акко открываются новые синагоги, а еврейские жители города получают налоговые льготы. Тут и завистники, зарившиеся на богатство семьи Фархи, и напевавшие на ухо Абдалле классическую песенку насчет "отобрать и попилить". И сам Абдалла, вероломный, как все трусы, и подозрительный, как все подлецы. И конкурирующее семейство греко-католических банкиров Бахри, которое, как мы сейчас знаем, очень выиграло финансово и политически после устранения Фархи с дороги. Словом, кто сыграл решающую роль, мы вряд ли когда-то узнаем. Факт остаётся фактом. Абдалле внушили, что наглый еврей забрал слишком большую власть и готовится убрать самого Абдаллу. Абдалла поверил. Или сделал вид, что поверил...
А теперь - главное. О том, что Фархи придут брать, он был предупреждён.
Он знал, когда это должно случиться. Он мог бежать, спастись!
Он остался...
Почему? Ну, почему он остался?
Не мог поверить, что этот юнец, который ему обязан буквально всем, возможно, даже и жизнью, - пойдёт на его устранение?
Надеялся в очередной раз выкарабкаться, посрамив врагов и завистников?
Не хотел подводить еврейскую общину Акко - его любимое детище, на которое неминуемо пали бы репрессии в случае его бегства?
Я не знаю... Я не нахожу ответа...
21 августа 1819 года в дом Фархи пришли. Не арестовывать - убивать.
Имущество конфисковали.
Тело семье не отдали.
Семья бежала в Дамаск. По дороге, у Цфата, жена Хаима умерла.
Еврейская община Акко потеряла мощного покровителя и захирела...
Семья Фархи пыталась отмстить за убийство: братья на свои средства собрали войско, которое, под командованием губернатора Дамаска, осадило Акко. Осада была снята только после того, как агент Абдаллы отравил одного из братьев Хаима.
Я возвращаюсь к портрету Хаима Фархи снова и снова. Пытаюсь в молодом круглощёком парне увидеть того, пятидесятидевятилетнего, который должен был однажды на последнем краю принять решение. Не только за себя. За всех, кто был ему близок.
Почему же он остался? Почему?..
В этой статье были использованы изображения со следующих сайтов:
Вернуться к оглавлению выпуска
Обсуждения
Пожалуйста войдите / зарегистрируйтесь, чтобы оставить комментарий