Яков Маршак

Дед и отец

"Дед мой был учителем и хотел, чтобы и мой отец занимался тем же делом - т.е. преподавал детям древнееврейский язык и ту старую мудрость, которая тысячелетиями собиралась в Библии и в других книгах. Bсe свое детство отец изучал древние тексты, комментарии к ним и комментарии к этим комментариям. Но его тянула к себе жизнь. Дед был человеком крутого нрава, деспотом, отцу моему приходилось тайком на чердаке хранить и читать светские книги. Прочел он их много. Помню, он особенно любил Салтыкова-Щедрина и Глеба Успенского и часто их цитировал на память. Увлекался он натурфилософическими сочинениями Александра Гумбольдта и когда мне было лет десять, мы с ним часто вели долгие разговоры о мироздании.

Бабушка была добрая женщина, талантливая. Уже в глубокой старости она, бывало, целые ночи напролет импровизировала вполголоса стихи на всякие темы. И я, лежа за перегородкой, это слышал.

Гнет в семье был велик. "Свободомыслящему" отцу (так тогда говорили) было нелегко в этой душной атмосфере.

И двадцати лет от роду он бежал из Кременчуга, где жила семья, бежал куда глаза глядят. Попал на первых порах в Молдавию, в Румынию. Надо было искать работы. Отец у кого-то научился мыловарению и стал на всю жизнь химиком-практиком, хотя по всему своему складу он при других обстоятельствах - мог бы стать писателем.

В своем деле он не ограничился ремесленным его знанием, а стал самоучкой овладевать химией и химической технологией. Он был очень изобретателен. Помню, как он нашел способ очищать, обесцвечивать и лишать запаха подсолнечное масло; как во время гражданской войны он придумал способ получать кальциевые мыла для технических смазок, как он разрабатывал метод получения жирных кислот из неолефиновых углеводородов. Его известность, как мыловара, была очень велика. Его звали на работу в Швецию, но он не поехал. Известность эта пришла к концу жизни; но и тогда она не принесла ему достатка и покоя. У отца не было ничего кроме хорошей головы. Деньги были у заводчиков, у дельцов. И на протяжении всей своей жизни отец отдавал свои труд и свое уменье жуликам, которые его эксплуатировали. Бывали и времена безработицы, еще более тяжелые. Семья была большая, и отец в поисках работы и удачи переезжал с этим тяжелым бременем из городи в город. Вот почему лети рождались в разных городах: в Витебске, в Воронеже, в Бахмуте, в Острогожске.

Я родился в Бахмуте (в 1895 году), но мне не было и нескольких месяцев, когда семья перебралась в Острогожск.

Несмотря на то, что отцу не удалось получить систематического образования и диплома, он был широко образованным, начитанным человеком. По-русски говорил прекрасно - с знанием всех тонкостей языка. Мог по говору плотника или каменщика сказать, из какой губернии он родом. Был очень сильным, волевым и в то же время необыкновенно добрым человеком. Когда он и моя мать были женихом и невестой, они вместе читали Давида Копперфильда Диккенса. И в отце было что-то диккенсовское. Он был очень доверчив и к каждому авансом относился сердечно. Но если человек не оправдывал этого доверия, отец не щадил черных красок для его характеристики. Благородный, открытый, прямой, жизнерадостный, оптимистичный, красноречивый - таким я помню отца.

Умирая, он сказал детям: "Я не оставляю вам ничего кроме доброго имени". Но это доброе имя стоило куда дороже, чем любое состояние."

Беглые заметки
Илья Маршак (М.Ильин)